Тьмы предрассветной дочь, или пучины пенной,
в мире, еще не деленном на хлябь и сушу,
голос твой флейтою пел на заре вселенной,
взгляд наизнанку любую б вывернул душу.
Ты, о родстве с первозданной стихией зная,
прячешь привычно поглубже шальное сердце,
встречных прохожих мечты о любви спасая,
их мимолетным надеждам даешь согреться.
Принцам твоим сегодняшним невыносима
даже догадка о прежней твоей свободе -
не оглянулась, когда проходили мимо,
даже без них ты могла обходиться вроде...
Вдруг - их не любишь? Или - неправильно любишь -
не отдавая, не жертвуя, не сжигая?
Прячешь в грудине ты вольную волчью душу, -
а тебе верят, всей правды твоей не зная.
Как смеешь любить, не мучаясь понапрасну?
И не любовью такое зовется вовсе!
Принцы в полемику:
- Что тут еще не ясно?
Глупости эти, Принцесса, свои отбросьте,
чужды нам ваши неэстетичные бредни,
вот шпильки, кастрюля, юбка, люлька и тряпка -
цените мужчин, старайтесь нам быть полезней
и в вашем мире будет больше порядка!
...И - ты привыкнешь однажды к плетям и путам
(каждый ведь - Грей Кристиан, ни на йоту меньше),
голос готова продать, он мешает будто -
в обмен на ноги (и грудь).
И тогда за плечи
вдруг так привычно тебя припирают к стенке,
чтоб, в душу вбивая осиновые колья,
снова молиться, упав на твои коленки,
и требовать, чтобы ты прижилась в неволе,
и стала чуть-чуть съедобнее и вкуснее -
"женственнее", что на их диалекте - лучше.
И носишь ты то вериги, то нимб и перья.
А по ночам -
из сердца пытаешься выдрать крючья.