Среди стройных рядов колб, пара и шипения реагентов трудно отыскать тихое и спокойное место. Пожалуй, это единственное, что невозможно создать в Великом Инкубаторе. Механические шумы, сопровождающие поток реакций быстро вытекают в зафоновую область. Ходят слухи, что за пределами стен инкубаторских возможно даже скучать по ним. Некоторые из моих братьев не могут заснуть порой, если не удается в привычном вам шуме улиц различить пение лаборатоорий.
Основную и единственную неприятность доставляют разнообразнейшие писки гомункулов и сомнамбул. К этому действительно нельзя привыкнуть. Разве можно остаться спокойным, когда сидишь за своим столом, беспричинноглядно пересыпая прекурсоры, а сам думаешь о том, как бы начать разговор с миловидной суккубой, работающей с тобой в одном помещении едва ли два века, и в момент, когда первое слово озаряет твой мозг, колба на столе начинает дрожать, биться и изрыгать разные звуки? За это можно возненавидеть Творчество; приходиться отвлекаться.
Посмотришь на колбу: в стенки сосуда упираются тонкие ручонки с маленькими пальчиками, между которыми расположится лицо, обтекаемое Живой Водой. В Водице бултыхается/стоит/лежим нечто похожее либо на в разы уменьшенного инопланетяшку, либо на человеческий зародыш. До сих пор в такой фигурке меня больше всего удивляют и смешат смотрящие на меня глазища. Они такие умные, всепонимающие; хозяин таких глаз должен проживать минимум тысячу лет, ему ведомы все тайны и ответы на них. Смотрят на тебя эти глаза, ручки кулачонками бьют по стеклу, беззубый ротик пищит от восторга или страха перед очередной, возможно миллионной по счету Истиной.
Все-таки люблю я на гомункулов смотреть в моменты их озарений. Это точка их хроноса хоть трагична, но смешна до крайности.
Глазища говорят, что перед тобой Бог, а внутренние стенки колбы показывают лишь слепого, не подозревающего зрителя. Внутренний мир колбы создается мной. Трехмерная Вселенная моих гомункулов лишь смесь реагентов; продукт, зачастую, химико-математически выверенный, но иногда и созданный всплеском эмоций, трудно отличим от реальности. Фактически неотличим вообще. Единственный способ для гомункула осознать свое истинное положение — это отказаться от потребления сывороток, что ему предлагаются. Однако, подобное невозможно, ведь с первого дня/часа/минуты своего существования он окружен ими. Они, в свою очередь, подобно наркотикам, вызывают сильнейшую зависимость… Что говорить, за всю историю существования Великого Инкубатора не было ни одного случая Прозрения — настоящего естественно, а не подсыпаемого — а это уже статистика, говорящая о многом.
Вернемся к нашей дитяте. Заглянешь в его колбу, а там очередное божественное откровение, оказавшееся следствием повышенной дозировки «Богомина». Для красоты картины, добавляем раствор «Ангероин», да психостимуляторов. Миллионному синтобожку мирная вселенка в подарок. Главное, чтобы он больше так сильно не пищал…
После сороковой Вселенной я их мог создавать с закрытыми глазами, после тысяной я заскучал. Потом, как будто сама собой появилась Игра. Довел гомункула до создания идеала, стал этим Идеалом. Инкубатор превратился в карнавальный зал. Все, что способно выплюнуть наркотическое сознание, казалось, ожило. К примеру, я сам сейчас был Крысоловом. У моего детеныша появилась такая Идея о Высшем, а кто только меня ни окружал!
Но даже подобное может наскучить. А вот полевые испытания раствора совсем другое кино. В маршрутках, кинотеатрах, супермаркетах мы собираем обильную жатву будущего, то есть сеем семена своих же рук. Вы не представляете, какое это чувство видеть в некогда разумном существе глаза своего гомункула. Бывает едешь домой, уставший и голодный. Погода систематически вечерняя; никто не ждет, ничего не ждет. Привычной украдкой разглядываешь лица прохожих. На какой-нибудь остановке обязательно зайдет человек, чьи глаза ты узнаешь. Это твоя сомнамбула. Ты знаешь о чем она думает, мечтает, во что верит. Так же ты знаешь, как заставить её сделать все, что тебе нужно, ведь программа в голове сомнамбулы создана тобой.