С измятой обесцененной купюрой,
Затиснутой в немытом кулаке,
Проспекты Оболонские банкуют,
И думают, что это видят все.
А видят все лягушечьи угодья
И славой не обросший Бабий Яр,
Последние языческие схроны
И густо прорастающий бурьян.
Здесь на безрыбье шушера за щуку.
А чахлые озера – под насос.
И, кстати, если где-то пахнет бунтом,
Так всех пошлют на вырубку берез.
Твердыня обывательского быта
Под флагами досужих новостей.
А сколько здесь паленого налито
(И видимо оно по вкусу всем)!
Под тихое шептание подъездов
И акции крикливых зазывал,
Проспекты обозвали зоной бедствий.
И кто же им названья выбирал?
Палач, во век не смывший кровь с манжета,
Мечтавший полстраны затиснуть в гроб,
На Оболони празднует победу
И факельное шествие ведет.
И мост, еще сплетающий народы,
Трещит и рухнуть в реку норовит,
Чтоб подлость смыть днепровскою водою,
Чтоб канул в лету тот, кто не забыт.
Но обыватель правдой не унижен.
Сшибает мелочь в честности клянясь
И сетует: «Увы, мне, не в Париже!
Здесь не такое втаптывают в грязь!»
Живи же, головою бейся сдуру.
Все продавай, да хоть за полцены.
За все заплатят вымятой купюрой,
Подсунутой тебе из под полы.