Невзрачное лето творило свои акварели:
сквозь серость мазками едва пробивалась пастель.
Спешили привычно прохожие, вяло смотрели
на блёклые краски на скучном и нудном холсте.
А дождь то лениво стучал, то старался на совесть,
стирая из памяти снов и надежд миражи.
Крамольная мысль бередила: прочитана повесть,
от корки до корки, с красивым названием "жизнь".
Но всё изменилось, как будто развеялись чары:
не стало унылого дня и скучающих лиц;
в загоны отправились туч многослойных отары,
и брызнуло солнце, дробясь, миллионом частиц;
и стало так тихо, пронзительно тихо до звона,
что слышен был сдвоенный стук очень близких сердец -
когда, словно дар драгоценный, земная мадонна
ребёнка несла на руках, прижимая к себе.
Покоем и счастьем дышал её облик прекрасный,
и тайна читалась в улыбке простого лица.
Сумевший прочесть замирал, высшей тайне причастный,
что книга с названием "жизнь" не имеет конца.