1.
Абиссинец и немец
здесь рассыпали семя,
получилась игра –
и невидимый град.
Конь несыт и не выезжен,
всадник сброшен и выужен,
он, наверно, не выдержит
наводнения толп,
бормотания в лоб.
Мы урок, а не нация,
мы всплывем декорацией,
чаадаевским Китежем
с окаянных болот.
Пускай поостынет пустыня,
газет почитает постылых,
и затихнет как выгорит
этот город и пригород.
2.
Теперь мы другие. Теперь мы остыли.
Теперь уже время уйти из пустыни.
Нам сорок. Мы в роли. «Запомни, Шарапов:
мы внуки арапов и дети арапов».
Неправда, что правда нага и наглядна –
она интервью Иванова и Гдляна.
Но можно набрать вечно занятый номер
и в трубку орать, что – виновен! виновен!
3.
На землю и в воду упала звезда.
Теперь остывает. Не надо сюда.
Давайте насыплем побольше песка.
Здесь будет пустыня. Сюда не пускать.
Пусть люди в бахилах придут и изучат,
почему я такой, почему – невезучий,
зачем эта злоба растет, как трава,
зачем это слово промолвил Иван.
А бабка в хустыне темна и настырна:
«Пустите, пустите, пустите!» – в пустыню!
Я выпью воды и наемся черешен,
мой дом человечен не меньше, чем грешен.
1990
4.
Трубите, мальчики под обелисками,
в свою дуду.
Автоматчики Апокалипсиса
уже идут.
1991