Душой прикоснулся к широкому полю,
К его обезлюдевшим, горьким просторам,
И вспомнил раздольную русскую волю,
Хранимую в говоре дедов нескором.
Не хлебом ржаным, а травой лебедою
То поле людей в лихолетье спасало…
Он встретился взглядом с отжившей избою,
И так на душе его муторно стало.
И денно и нощно трудилась деревня,
Собою Россию от бед закрывая.
Одно лишь осталось – родные деревья.
О, как потянулась к ним память живая!
До той вон берёзы сейчас добежать бы,
Потом искупаться в разливе черёмух…
Он вспомнил весенние шумные свадьбы,
Рябину, да взгляды подружек смышлёных.
Он видел стога, аромат сенокоса,
Лесное приволье, закатную дрёму,
Как будто на тройке весёлой пронёсся
Родною деревнею – в город, как в омут.