Не привлекая бдительного слуха,
Враг будто человечества всего,
Приник к замочной скважине он ухом
И слушал, что болтали про Него.
Он думал цельный день куря,
Из рук не выпуская трубку,
И видел, желтым глазом зря,
Армагеддоновую рубку.
Когда в стране открылся фронт
Строительства социализма,
Он атомный построил «зонт»
За счет народного стриптиза.
Поставил на уши народ,
Пересажав наполовину,
Дедов моих сослал, урод,
Ни в чем пред Богом не повинных.
Гремел восторг народных масс
Так – в окнах дребезжали стекла,
И развозили в бочках квас,
Что наливала тетя Фёкла.
Вниманья не будя иных,
Своих не привлекая слухом,
Казнил, не ведая вины,
На даче бдел, вверх лежа брюхом.
На ближней даче страхом жил,
Где правду часто путал с ложью,
Но так страной руководил,
Что до сих пор забыть не можем.
И умерев, Он жизнь попрал,
Забрав с собой толпу в могилу,
И был, по-моему, неправ,
В Его излюбленном хоть стиле.
И в топонимике Москвы
Случились перемены, ясно:
Так, площадь Трубная, увы,
Зовется трупной не напрасно.
Кто на могиле пиво пил,
Кто резал хлеб на крышке гроба,
И каждый из последних сил
Всё набивал свою утробу…
Когда же «свет очей» угас,
Внезапно сверженный инсультом,
Какой-то хрущ издал указ,
Чтоб навсегда покончить с культом.