Как пришла беда на землю
Та, которую не ждали.
Просочилась, аки вирус,
Из неметчины зараза.
Помутила людям разум
Утопической идеей.
Сбила с толку разночинцев.
И пошел народ вразнос.
Начались везде сиденья,
Начались везде стоянья.
Собираться люди стали,
Толковать и пререкаться.
Отшатнулись от престола
И помазанника божья,
Вседержавного надёжу
Упразднили во сердцах.
Расползалось это лихо,
Как по телу метастазы.
Обреченная Россия
Самое себя забыла,
В пропасть двигаясь громадой
Всем своим капитализмом
В красных путах транспарантов
И с Гапоном впереди.
А другой лукавый старец
В буйных оргиях кабацких
Портил праведно элиту,
Пересаживал министров,
Усмирял кровотеченья
Цесаревича-дитяти,
Создавал свою легенду
И царицу ублажал.
Все как есть перемешалось
При такой гемофилии.
И, как вены, отворили
При потворстве оном бесы
Бездны мрачные. И главный
Их антихрист-лжемессия
Был могуч и рёк он миру:
Эта ересь и крамола
Называется марксизм.
Тут еще война случилась
С императором японским
На окраине державы,
Неисхоженной и дикой.
В славном граде Порт-Артуре
Пала русская эскадра,
Во главе которой крейсер
Под названием «Варяг».
И пошли другие беды –
Революции да смуты.
И на самом переломе
Оказалось государство.
А хозяин был не сильный,
Выпивающий и добрый.
Не управил колесницей
Император Николай.
Кто писание читаша,
Тот узрил бы параллели,
Порожденные в сознанье
Иоанна-Богослова,
И с блудницей вавилонской,
И с железной саранчою,
И со всадниками смерти,
И с египетскою тьмой.
Но земные фараоны,
Все как есть городовые,
Голубые все мундиры,
Топтуны и нелегалы,
Каждый дворник Петербурга,
Вся охранная команда
И всезрячий Департамент
Завалили этот фронт.
А когда пошел германец,
То в 14-м годе
Все в отечестве и мире
Уж катилось по наклонной.
И тому Гаврила Принцип,
Вровень с крейсером «Авророй»
В ненавистный символ метя,
Был не первой из причин.
Из клокочущей пучины
На кровавом гребне бойни,
На химических атаках
И царевом отреченье,
На армейском разложенье
И повальном дезертирстве
Так пришел апокалипсис –
Мира новая заря.
Как не раз уже бывало,
Поднималась гильотина.
Время чистых и нечистых,
Время наших и не наших,
Как в латыни – про и контра,
Черно-белое пространство,
Упрощенное до пули,
Никаких полутонов.
И по стану монолита
Разбежалось много трещин,
А по ним – великий холод,
А за ним великий голод
Прихватил за плотью души,
Сжав их обручем железным.
И великую измену
Заменил великий вождь.
Вера новая, иная,
Богоборческая воля,
Неусыпная, как звезды,
В небе места не оставив,
На дымящихся руинах
От восхода до заката
Опьянила под луною
Все, что валом не смело.
И, в отличие от рыбки,
Жизнь у смерти на посылках
Оказалась, и при этом
Было все на рай похоже,
Как мечталось от Адама.
И строители сплотились,
Вавилонской этой башне
Отдавая всех себя.
Но пришла война другая,
И египетские казни
Прорастали из пророчеств.
Так народы помрачило,
Что погасли даже звезды.
И с небес пролилась сера.
И ужаснее чудовищ
Не видал Армагеддон.
Над землею тьма нависла.
И властитель был кровавей,
Чем все прежние злодеи.
И столкнулись две армады,
Словно Гога и Магога,
Оба-два христопродавца,
Оба-два вожди народов,
Воплотители химер.
Целый мир глядел на это,
Вовлеченный в битву века,
Сечу скифов и тевтонцев,
Как свидетель дней последних,
И крестясь одновременно,
И плебейски отрекаясь
От учения святого,
Ибо тьма была сильней.
Только праведников чистых
Вознесенные молитвы,
Крепость духа, а не камня,
Труд и самоотреченье,
Только крепкая порода,
Закаленная в горнилах,
Удержали этот натиск,
А не чудо и не вождь.
Разошлись на небе тучи,
Обнажив земные раны.
И поверженного зверя
Погребла его же бездна.
Солнце мира воссияло,
Но от мая и до марта
Оставалось целых восемь
Бесконечно длинных лет.
Трудно время исцеляло
Окровавленные души.
Жизнь из пепла возрождалась,
Но царила та же ересь,
Иноземную повергнув
И сама уже питая
Ею мир, освобожденный
От коричневой чумы.
И держалась эта ересь
На штыках да инсулине
Сорок лет, пока не вышел
Человек, сойдя с комбайна.
И с бутылкой минералки
Вновь поверг на землю змея,
Но зеленого, из бочки,
И прозрение пришло.
Так империя пропала,
Самое себя изживши.
И на царственных обломках
Вылез трепетный подснежник,
Чтобы радиоактивный
От чернобыльского взрыва
Как прощального салюта
На себя принять туман.
Мы-то знаем: умирает
Окончательно эпоха,
Если символы и знаки,
Беззаветные солдаты,
Сходят в гроб с ее олимпов.
И потомкам неразумным
Имена их громовые
Ничего не говорят.
А пока живут вояки,
Оставляют эхо гимны,
Не развеянные мифы
Не покинули сознанье,
То не умерло былое,
И волнует, и тревожит,
Даже если как преданье,
Даже если как кино.
Перепутаются даты,
Имена, увы, сотрутся,
Знанье станет обобщенным,
Обезличенным, бесстрастным.
И читать Апокалипсис
Можно будет на досуге
С монитора, как когда-то
Жили боги на земле.
Было все тогда весомей,
И внушительней, и строже.
Но к чему нам эти догмы,
Как оковы и вериги,
Что ногам шагать мешают
В неизведанное завтра?
Так миры живут и гибнут
Под холодною Луной.
Будет осень золотая,
Над покоем вечным – звезды,
Только без пятиконечных
Станут башни Вавилона
Устрашать или печалить
Мир победой, о которой
Не прочесть уже по сводкам
Нам от Совинформбюро.
Все пройдет – как начертала
Молвь на перстне Соломона,
Что имел когда-то копи
И любовь царицы Савской
В незапамятную пору
Ту, когда владели Русью
Два великих Левитана –
Юрь Борисыч и Исак.
2016