Ты чувствуешь вслух, и даже чайки молчат.
Слова получаются мягче новорожденных волчат
И немного злее, хотя только что рождены.
Может, нам стоит подкинуть монетку бледной луны?
Но она зависнет в вечернем небе, остановится на ребре.
Мы забудем о ней. До холодного острого вечера в ноябре,
Когда из лесу слышно далёкую песню подросших волков,
Потому что луна из морозных небесных оков
Упадёт, разбиваясь, на землю подбитым орлом.
Это значит,что жребий брошен и ты покидаешь дом.
Стекает на снег из глаз берёзовый сок обид.
Кровь твоих предков шёпотом говорит,
Тот брусничный сок, что сводит скулы тоской,
От которого меч ты берешь уверенной твёрдой рукой.
А я - что я? Что вижу, о том пою,
Как холодно в гавани старому кораблю,
Про грустных чудовищ, что лижут олений мох,
Про то, как однажды в высокой траве потерялся Бог,
Про то, что в кружке остался ещё недопитый чай,
Про то, что "разве ты вовсе не будешь скучать?".
Может быть, подождешь, чтоб хотя бы ветер промозглый стих?
Головой качаешь. Поправляю перья на крыльях твоих.
Так и быть, допиваешь остатки чая.
Говоришь "прощай". Я говорю "прощаю".
А потом брожу по полям до летней травы,
Как тот Бог, заплутавший среди зелени и синевы.
Пожимаю лапы исподлобья глядящим кедрам, они пожимают в ответ.
Во мне много зим, но гораздо больше, что важно, лет.
Пусть по ивовым веткам из рук моих в землю уходит ток.
Я ложусь у ручья, превращаюсь в тонкий зелёный росток,
Подставляя лицо и руки дождям и ветрам,
Поднимаюсь столетним кедром.
До слепящей облачной высоты.
А оттуда спускаешься редкими взмахами крыльев такой изменившийся ты.