Солнца диск взрезал небо – и был таков.
День – то Авеля ликом, то маской Каина –
облака всё дурачил как простаков.
По теням вечер двигался неприкаянно, –
ведь луна приготовилась плыть в ночи
по морям беспредельным, до несуразного.
Заискрятся казачьи звёзд перначи –
эти символы власти и действа разного:
сновидений толпе снова к нам брести,
в ней кошмары, надеясь стать атаманами,
новых душ и сердец тщатся обрести,
задурив их видений своих дурманами.
Лунный свет не восполнит дневного мощь –
отражая чужие лучи, скукожится
(в полнолуние – толст, а под утро – тощ).
Заалеет у зорьки на щёчках кожица
(что её заставляет млеть от стыда?
Неужели манеры рассвета вольные?).
Распахнутся вновь створки небес – туда
хлынет свет, презирая пути окольные.
Дабы сыну на троне – деньку! – сидеть
над царями царей в сане бонзы главного,
от натуги туману-отцу седеть:
нет рывка к власти высшей прилично плавного…