Убил, убил…
Не хотел об этом рассказывать, но много лет то, что случилось, будо-
ражит мою душу: обдумываю обстоятельства, в которые вдруг попал,
с разных точек зрения, порой диаметрально противоположных.
С одной стороны, хотелось бы рассказать о столь неординарной ситу-
ации, а с другой – не покидает насторожённость к известным «органам»,
которым нужны отчётность, закрытые дела и т.д. и т.п. Полагаю, что за
давностью лет и списанию скоропостижно закрытых дел в архив,
происшедшим изменениям в жизни Страны, никто не будет рыться в
«окаменевшем дерьме» далёкого прошлого.
Продолжил я, как всегда, с осени чрезвычайно азартную и интересную
охоту на севере Н-ской области. Две моих собаки – старый Кент и моло-
дая Кена – доставляли столько удовольствия, столько прекрасных минут
охоты на птицу и всякого зверя, что я уже начал сдерживать себя и де-
лать выходные дни. Первостепенная задача была – поставить Кену по
глухарю, но без участия Кента. Тот при облаивании так сильно бил по
дереву лапами, что успех охоты зависел от толщины дерева! С тонких
птицу он просто стряхивал.
Стояла золотая, октябрьская северная осень. Ночью морозец, днём си-
нева, солнце и теплынь. Очевидно прорвался какой-то «долгоиграющий»
антициклон, и «бабье лето» повторилось, затянувшись на полторы недели. Конец октября, а я ,в валенках без галош, облавливаю перекаты,пополняя запасы хариусом.
Надо было прикормить капканные точки на
путиках, и я регулярно проходил маршруты, попутно стараясь поставить
работу молодой собачки.
Как-то моя маленькая Кена подняла вечером
глухаря с черничника, и после того, как он «подеревился», стала его
прилежно облаивать. Я сразу взял Кента на поводок и стал осторожно
подходить. Кобель, не выдержав напряжения, заорал, глухарь перелетел
метров за 200. Пришлось «построжать» пса, хоть это и непедагогично,
но в данном случае, на карте стояла вся будущая работа Кены по глу-
харю. Она, отследив перемещение птицы, села под деревом и стала
также отдавать голос по птице, но уже повежливей. Поводок кобеля
привязал к поясу, держа в одной руке прут, а в другой ружьё, стал
осторожно скрадывать глухаря. Подошёл на выстрел, сдуплетил – птица
камнем свалилась на землю. Привязав кобеля, подбежал к Кене.
С трудом отняв глухаря, похвалил, потом дал полизать кровь, не разре-
шая жёстко прихватывать и трепать. Тут же вынул внутренности:
кишки – на сучки, сердце и пупок поделил между собаками.
Рад был – бесконечно: мои тренировки по глухарю на верёвке, потаск
птицы по земле были вознаграждены.
Вечер был удивительный: абсолютная тишина, ослепительно-жёлтый
Закат, такой длительный в это время года на Севере. Собрались, вышли
на старую дорогу и направились к избе. На душе у меня была радость
за молодую собачку, успешную охоту. Собаки шли рядом, поскольку
глухаря привязал к рюкзаку, и они его частенько пощипывали.
Неожиданно тишину разорвал душераздирающий вопль: «Убил, убил,
убил, а-а-а-а»… сопровождаемый рёвом зверя. Естественно, я сразу вы-
стрелил в воздух, заорал, засвистел. Вопль и рёв постепенно замолкли.
Первое желание было – бежать на крик. Но уже сумерки, да и куда бе-
жать? Один кобель – не помощник, молодая собачка – толку мало. Пос-
тоял я в раздумье и пошёл по дороге к избушке. Не доходя низины,
то чистой, то заросшей, кобель бросился влево от тропы и стал кого-то
ожесточённо облаивать. Я встал у ствола дерева, но поскольку тропа
была извилистая, никого не перевидел. Кент, отдавая голос с пере-
молчками, пошёл по направлению нашего старого следа. Неподалёку
(я уже раньше для себя её отметил) росла старая ель, используемая
медведями, очевидно, в качестве пограничного столба. На её обод-
раном стволе налипла медвежья шерсть, земля у корней разрыта
и разбросана. Я встал неподалёку, надеясь, что зверь мимо не прой-
дёт. Но Кена вела себя беспокойно, зверь определил нас, как опас-
ность, заранее, и лай, направлявшийся в нашу сторону, переместился,
а потом и вообще прекратился.
Пошли мы дальше с Кеной к избушке. Пройдя около 1,5 км, остано-
вился, чтобы оценить ситуацию. Где-то вроде взлаивание и мёртвая,
до звона в ушах, тишина. И вот тут, внезапно, буквально над головой,
как заорёт филин, да так громко и дико, что никому не пожелаю
такого услышать! Я автоматически сдуплетил на крик, разумеется,
впустую. И так нервы на пределе, для полного счастья только этого
филина не хватало! А через 5 минут объявился Кент, догнал нас по
нашему следу.
Пришли в избу, всё под рукой, моментально разжёг
печку, костёр для чая, и всё почти забылось под грузом хоз.забот.
Сумерки были уже густые, но не ночь, и не совсем темно.
Собаки вдруг побежали к развалинам старой избы и стали облаивать
лес. Я взял, что нужно, и подошёл к развалинам. Собаки ожесточённо
лаяли, но в лес не шли. Мысли были разные. Недалеко две зоны, а
вдруг беглые? Я громко спросил: « Что надо? Оставляю бумагу и
карандаш, друг друга не видели». Ушёл, отозвав собак. Минут через
пять пришёл – бумага чистая. Громко предупредил: «К избе не подхо-
дить, стреляю без предупреждения».
Натерев собак жжёным чёрным
порохом, оставил на улице. Всю ночь они с рёвом измеряли длину
троп около избы. Ночь провёл тревожно, и на рассвете потихоньку
выбрался из избы и подался в посёлок. Осень сухая, лист хрусткий.
Остановился в очень удобном месте, постоял минут 20 – тишина.
На большой просеке у реки, налетает на меня, взлетевший с шумом
и треском, глухарь. Бью навскидку влёт – пулей! – и разбиваю его
вдрызг. И жалко, и досадно.
Все тропы и дороги ко мне я метил:
сучок, ниточка, борозда на песке и т.д. Следов присутствия посторон-
них не обнаружил. Через три дня я снова пошёл в свою избушку.
Этот вопль, рёв зверя не выходили из головы. Приятель в посёлке
сказал мне по секрету, что в зоне вроде был побег, но подробностей
он не знал. Да и кто побежит перед ноябрём?
Я прошёл все свои путики, тропы, маленькую не брал, чтобы не
отвлекала. И однажды вечером, когда возвращался в избу по тому же
маршруту, рядом с тропой, почти там же, кобель прихватил медведя.
Прошёл зверь, как и в прошлый раз. Очевидно, знакомая, протоп-
танная тропа. Я опять встал недалеко от «сигнального» дерева,
ветер слегка веял на меня, и спустя некоторое время зверь, сопро-
вождаемый Кентом, то молча, то с лаем, подошёл на выстрел.
Две пули Рубейкина 12 калибра положили его на месте, переломав
массу костей. По старой привычке смотреть, что ела рыба, птица, зверь,
я проверил желудок медведя. И – какой ужас! – увидел в нём фаланги
человеческих пальцев. Меня вытошнило. На другой день кремировал
зверя, прикопал остатки. Пошёл искать то место, откуда доносились
вопли и рёв. Нашёл. Оказывается, зверь задрал лося, разодрал его на части, прикопал. Какую-то часть, судя по разбросанным позвонкам и
копытам, съел. И тут на него набрёл «некто». Нашёл я маленький
лоскут от телогрейки… Может плохо искал? Ни косточки, ни следа…
А ведь на его месте мог оказаться и я, когда хотел как-то проверить
эту низину, но не собрался.
Кому сообщать? Тебя же и обвинят, чтоб не искать, не тратить такое
дорогое время, строго распределённое между поиском похитителей
огурцов с чужих огородов в особо крупных размерах, домом, пивом,
девушками и рыбалкой.
Редко кто из местных занимался охотой на овсах. А овсов было – море.
А зверя – ещё больше. А у тех, кто охотился, система была простая:
«бей – да побежим»! Сколько я находил в тайге пропавших подранков
и лосей, и медведей, и кабанов. И никому неизвестно, какой процент
«без вести пропавших» по району, можно было списать на смертельно
раненых, отчаявшихся зверей. Поневоле задумаешься, ведь можно было
очень даже просто пополнить этот процент…
Отохотился я, сколько время позволяло. И снова были нестандартные
ситуации, снова адреналин давал о себе знать, и всё крепло убеждение,
что команда – пустое дело, а ты один – всё. Хоть и рискованно это, ох
как рискованно! Но самый главный ответ – перед собой.
2004 г.