Путевые заметки
В 2013 году был юбилей моего родного и любимого города Санкт- Екатеринбурга или попросту Еката. Так сложились мои жизненные обстоятельства, что живу я вдали от него. О городе, в котором теперь живу, я писать ничего не хочу, речи о нём здесь не будет, скажу только, что, по сравнению с Екатом, это глухая провинция и культурная тундра (духовная Треблинка).
Итак, юбилей родного города я отмечала…в Нетанье. Как меня занесло в Израиль?
Расскажу по порядку. В 16 лет я прочла «Бабий Яр» А. Кузнецова и глубоко заинтересовалась темой Холокоста. С тех же самых пор я мечтала проехаться по всем тем местам, где происходили эти события, т.е. съездить в Польшу и посетить музеи бывших концлагерей и гетто. В советское время это было невозможно. Тема Холокоста не просто замалчивалась, она запрещалась.
В 2013 году у меня в руках оказались довольно крупные деньги (от обмена квартиры с доплатой), но, рассудив здраво, я поняла, что даже если я получу нобелевскую премию в области литературы (ха-ха-ха), мне никогда не хватит денег объехать все концлагеря и гетто одной только Польши, а сколько их было кроме Польши? К тому же я, к моему позору, не знаю польского языка. Это особенно стыдно, учитывая, что мой прадед был родом из Польши.
И тут меня осенило. В Израиле есть музей Яд-ва-Шем, где в одном месте собраны данные о концлагерях и гетто всей Европы. Но желание посетить Израиль связано у меня не только с этим обстоятельством. Я люблю эту страну с детства, за что в школе и институте имела крупные неприятности. Так все причины совпали, и я купила тур на 5 дней и поехала в Израиль.
Мимо Екатеринбурга, даже имей я такое желание, я всё равно не проехала. Оказалось, что электронные билеты до Тель-Авива, выданные мне перед посадкой, отпечатаны там. Глубокой ночью я приземлилась в Тель-Авиве. Раньше я любила приезжать в незнакомые города ночью, чтобы вообразить, будто я в Тель-Авиве. Теперь я не спутаю Тель-Авив ни с одним городом, настолько он самобытен. Город основан в 1909 году выходцами из Европы и строился людьми, либо бежавшими от Холокоста, либо пережившими Холокост. Это были самоотверженные люди, готовые жить в палатках, работать по 25 часов в сутки, но построить Дом для всех евреев земли, где никогда и никто не посмотрит на тебя косо, за то лишь, что ты еврей.
В аэропорту Бен-Гурион меня встретила девушка-экскурсовод, милая и обаятельная Светлана, которая должна была довезти меня до Нетаньи, где мне предстояло жить эти дни. При разговоре выяснилось, что она родом из Еката, и, узнав, что я тоже, встретила меня, как родную, проводила до гостиницы и до отвала накормила каким-то творожным блюдом. Это была моя первая встреча с Екатом на израильской земле. Но она была не последней. Водитель автобуса, везшего нас на экскурсию в Тель-Авив, пожилой мужчина по имени Ицик, как оказалось, свердловчанин (так он сам себя назвал), обрадовался, как самому дорогому подарку открытке с видом памятника Свердлову на фоне пед.университета.
Музей Катастрофы в Иерусалиме нельзя описать никакими словами, я побывала в Варшавском гетто, я лично стояла в очереди, идущей в газовую камеру в Треблинке, я постояла на краю Бабьего Яра. А ещё, я была ребёнком, который держа за руку Януша Корчака поднялся в товарный вагон до станции Обер-Майдан (Треблинка).
Экскурсовод Слава сказал: “Каждый погибший в Катастрофе ребёнок мог вырасти и стать талантливым музыкантом, певцом, поэтом, строителем или врачом, он мог, наконец, иметь детей и внуков. Поэтому всякая цифра, обозначающее число погибших, приблизительна. Никто и никогда не посчитает, сколько жизней унёс Холокост”. Я уже не удивилась, когда он сказал, что приехал в Израиль из Еката…
Дальше наш путь лежал к Стене Плача и проходил через большой восточный базар. Торговцы, в основном арабы, наперебой предлагали свой товар. Рядом играли чумазые ребятишки, а на самом солнцепёке, слегка прикрыв янтарные глаза и отгоняя мух хвостом, лежал большой рыжий одногорбый верблюд. Залезть на него можно было бесплатно, но, чтобы слезть (когда он встанет на ноги) следовало заплатить. Хозяин верблюда, молодой симпатичный араб, предлагал за деньги сфотографироваться с верблюдом, либо купить точную копию его, вырезанную из дерева. Экскурсовод посоветовал к верблюду не приближаться, поскольку, как он выразился, “Ему на вас глубоко плевать”. Но я не испугалась и подошла погладить эту большую умную голову с грустными глазами.
- О! – воскликнул араб, указывая на мою майку, - Екатеринбург?!
Действительно, эту зелёную майку я привезла из Еката в прошлом году, и на ней был герб города.
Араб прекрасно говорил по-русски, потому что, как оказалось, закончил УПИ. Между нами начался горячий диалог о том, на какой улице каждый из нас жил, как изменился город и сколько стоит теперь проезд по нему. Араб с восторгом вспоминал чистые улицы и весёлых уральских девчонок. Я думаю, многих из них он осчастливил своим вниманием.
Ситуация была почти комичная. Никакому писателю не придёт в голову описать, как стоят араб и еврейка в двух шагах от Стены Плача и мечети Аль-Акса и взахлёб вспоминают о Екатеринбурге. Я подумала тогда, что арабо-израильская дружба вполне возможна…
На прощание араб подарил мне верблюда, по его словам, собственноручно вырезанного из дерева, с тех пор этот верблюд живёт у меня на рабочем письменном столе и напоминает о поездке в Иерусалим.
День города Екатеринбурга мы пышно отмечали в Нетанье. На открытой сцене прямо на набережной оркестр играл Уральскую рябинушку, а красивый женский голос исполнял эту песню на идиш. Я была в центре всеобщего внимания, как приехавшая недавно, читала много стихов. Я получила тогда в подарок стихотворение Рахели Абельской, которое привожу здесь полностью:
Чьи разговоры шипят в преисподней,
Что там, в свердловских пивнушках болтают?
Эта страна для любви непригодна,
Ангелы с этой земли улетают.
Стало их пение хриплым и низким,
Арфы сыграли последнюю ноту.
Ангелы белые крылышки чистят,
В тяжкой печали готовясь к полёту.
Ждёт их за морем страна золотая,
Ласковый берег и пены полоска,
Ангелы плачут, от нас улетая,
Перья роняя на крыши Свердловска.
Трещины знаков на чёрном асфальте —
Эта земля не дотянет до лета...
Ангелы, ангелы, не улетайте
Из обиталища грязи и света!
На площадях, где бранятся вороны,
Небо над Городом Мёртвых алеет,
Как он злословит и пьет обреченно
И об ушедших ничуть не жалеет.
Не улетайте, ведь солнце исчезнет,
Песен умолкнут небесные звуки.
Белое пёрышко кружится в бездне,
В каменной бездне разлуки.
Если забуду тебя, Екатеринбург…
А это я в Нетанье