28.07.2016
/16:58/ И вот, пишу назавтра (ещё «ко вчерашнему»). ЗАЧЕМ они (в частности, «милосердие») это делают: уродуют меня на фотках, перекрывают жизненные возможности, чем-нибудь «заражают» (или что-нибудь внушают, «психосоматики» ради), приставляют в качестве «друзей» — своих вертухаев и вертухаек, пишут за меня (похоже) всякую полоумную муть и «хорошие стихи» о «моём тайном православии» и монастырях, — «стихи», которых я отродясь не писала и не собираюсь писать вообще…
А затем, чтобы у «почтенной публики» создать впечатление, что я «уже созрела» к смерти, что милосерднее этого для меня ничего не придумаешь, и более того, что я к ней «по-христиански готова». Чтобы, заодно, потом на все запросы совести автоматически выдавать ответ (себе самим и кому угодно), что «я — с богом».
Между прочим, я такая — далеко не одна, — только не всеми занимаются всякие «милосердия»: армия такого рода «волонтёров» уже почти безгранична, как я цитировала в эссе-цитате «19. 07. 2016. - Весь Голем. Безо всякой мистики...»,
http://www.stihi.ru/2016/07/19/8199
http://www.proza.ru/2016/07/19/1644 и
Но дневниковые записи на сегодня я сразу и закончу. Ждёт продолжение «Вспышки». /18:07/
Итак, продолжение 7-й части «Вспышки». (Немного, но я это уже опубликовала в основной текст 7-й части на всех своих страницах.)
___________________
Дальнейшее в этом смысле более или менее ясно: как только мама придёт с работы и найдёт записку, она из-под земли выудит отца (дозвонится через коллег, сказав, что сбежала или пропала дочь), он, уж конечно, независимо от неожиданного и не очень понятного содержания записки (в связи с каким-то её, десятилетней, отъездом), поднимет всю милицию, а в Советском Союзе ребёнка начнут искать немедленно и очень профессионально. Хорошо ещё, что здесь нет ни будущих видеокамер, ни мобильной связи, и даже никто не спрашивает никаких документов при покупке билета на поезд и при посадке в вагон. Внешность она немного изменила, подстриглась, переоделась относительно того, как ходила здесь обыкновенно, билет купила не детский, а полный, и вести себя стала значительно более взрослой и раскованной, при том, что в этом возрасте она уже начинала выглядеть ощутимо старше своих лет, — ничьего внимания в сумятице посадки она, вроде, особо не привлекла. Но искать здесь будут профессионально, и версий у них будет три, — все три они попытаются сразу отработать. Первая — что она просто сбежала, как иногда сбегают дети, особенно учитывая странный родительский развод, вторая — что её обманули и зачем-то похитили, и третья — что она действительно каким-то образом связана с людьми из Выборга, так что после того, как установят, что имена и адрес указаны подлинные, их попытаются найти и связаться с ними, что окажется очень нелегко, и время должно быть выиграно, по меньшей мере, до того, как она доберётся до вожделенной площади Дзержинского в Москве…
Алёне всё это было понятно, но некий мандраж, особенно при мысли о родительских нешуточных нервах, был неизбежен. Сделать она ничего уже не могла до того, как поезд прибудет в Москву (если не произойдёт ничего непредвиденного), так что сейчас ей лучше всего казалось просто переключиться на мысли о предстоящем. Но это вызывало мандраж ещё больший…
Во-первых, она не знала содержания шифровок, которые тащила «из будущего» в её собственной памяти, которые закачивались туда по спецметодикам в течение полугода в «секретном подвале» «на объекте», в «её кабинете», «конференц-зале». Разумеется, там вкратце рассказали обо всём, что произошло после нынешнего 1977 года. А вдруг, с шифрами такой давности что-нибудь не так, и их не прочитают?.. Но об этом сейчас лучше не думать вообще. Что и как в целом хотели рассказать Андропову, она не могла не знать, и в целом сомнений это не вызывало. Но она не была уверена, что и как там написали о ней самой, и уж точно — не знала, какие сделать выводы и какие принять меры ему предложено, тем более — как он это воспримет и что решится предпринять в этой нынешней советской действительности.
В «будущем» любили рассказывать байки о том, что «при Андропове пахло рынком», но она лично читала его «Избранные статьи и речи», и хорошо запомнила его настоятельные предупреждения об опасности «улучшения социализма». В общем, чем дальше, тем менее ясным ей виделось даже нынешнее ближайшее будущее…
Но воспоминания, нахлынув, прервали эти её собственные мысли. Здесь, в условиях несравнимо меньшего физического комфорта, чем тот, что был возможен там, в «будущем», почти неограниченно, она наслаждалась более или менее нормальными и, во всяком случае, ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ отношениями. Чего уже вообще не существовало в «будущем»…
Здесь её передёрнуло, и она вдруг поняла, что произошло то единственно, что только и имело право произойти: ненавистное, омерзительное, и поныне проклятое «будущее» кануло бесследно (хотя поверить в подобное казалось невозможным совершенно), и от этого времени что-то как-то пойдёт по-другому…
Алёна даже вцепилась в наволочку на своей верхней полке, и беззвучно дала волю эмоциям: «Да пусть Андропов делает вообще что угодно и как угодно!!! Хуже, мерзостнее того, что было ТАМ, не будет ничего вообще!!!»
Она подумала в который раз о том, что успела там дожить до самого настоящего апокалипсиса, КОНЦА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, — поскольку окружавшие её существа людьми давно не являлись. Сами того, правда, не понимая (как и невероятно многого ещё)…
___________________
Пора закругляться. /19:48/
(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов — 803,
знаков без пробелов — 4 642,
знаков с пробелами — 5 539.)
...