В провинции, где смерть приурочена к консервной банке,
Дорога блестит, как сом, проживающий на стоянке.
На увядшем пакете знак, что никто из нас не вечен,
Кроме церкви и попов, укрощающих пыл свечек.
Сквозь оконную марлю, пропитанную антрацитом,
Пробивается жизнь, соревнуясь с цианидом –
Я давно уже не жив, стоило сказать бы громко, но
Это конец войны, где исчезнуть, довольно, хлопотно.
Я - аквариумный сторож, страдающий гипербулией,
В моем косяке акулы, что не лечатся от безумия.
Настоящий конец войны – чешуя на тонкой спинке
Советского утюга, принадлежащего не блондинке.
Клинок трагичного конца не изъявит более желания,
Обратиться к наготе ножа, что не знает оправдания -
Моя стая, возможно, умерла, ведь это лицо сома,
Так похоже на меня или на дверь из родного дома.