— Я его не понимал никогда, вроде домов и квартир сам не знает сколько, участки по всему Подмосковью, пара заводиков, три турбазы, магазинов с десяток, а за сто рублей удавится. И ладно бы тратил что-нибудь, а то приедет на мерсе, в своем кабинете запрется и дует виски. Хоть бы шалав позвал или рифмоплетов с мазальщиками и музыкантами, а то сидит и пьет гранеными стаканами, — Андрей сидел возле удочки и жевал сухую травинку. От скуки он копался в карманах защитных брюк и то и дело смотрел на часы мобильного телефона, который доставал из брезентовой ветровки.
Карась ловился неохотно, то ли с утра менялось давление, то ли был период нереста. Карась нерестится пять раз в году, поэтому никогда нельзя сказать, будет ли сегодня клевать.
В пять часов Сергей Платонович вытащил двух рыбок с ладонь, а потом как отрезало. Уже к восьми успели сбегать в ларек за горячительным, но поплавки стояли как вкопанные, а донки не шевелились и не звенели.
Сергей достал из верхнего кармана пиджака пачку сигарет и чиркнул зажигалкой. Зыбкое пламя скользнуло по кончику сигареты. Спираль фиолетового дыма устремилась к облачкам.
— Ты пойми, — чуть подумав, ответил Сергей Платонович, приземистый красный мужичок с грубыми и заскорузлыми пальцами и голубыми глазами — ты на завод пришел, к станку встал, норму выдал, после смены стакан залудил, борща приготовленного Нинкой навернул, детям пинков надавал и спи спокойно, никто тебе мозги не выносит. А Федору Петровичу того подмажь, перед мэром наклонись, налоговой отстегни, санэпидемстанцию уговори, ментам и фсбэшникам дай, бандитов не забудь, за добро дрожи, вот он и пьет, что ему еще остается делать.
— Ну пьет, так пьет. Но вот ты Сережа идешь на рынок, сидит бабка ты же ей десятку кинешь, — Андрей отвлекся от удочки и не заметил, как поплавок предательски накренился и поплыл.
— Тащи, тащи, — дернулся Сергей Платонович и Андрей резво подсек. Коричневая леска, выкрашенная под цвет воды, стремительно натянулась, удилище выгнулось, заарканенный карась заметался по отмели, но был он грамм пятьсот, поэтому подсачник не понадобился. Андрей аккуратно вытянул рыбку по песочку, вынул крючок из губы, бросил карася в проволочный садок, протер руки тряпкой и радостно улыбнулся.
Когда Андрей насадил на крючок белый окатыш манки и заново закинул удочку, Сергей Платонович спросил у него:
— Откуда ты все это знаешь, Андрюш?
— Я у него прошлым летом сторожем с проживанием на даче работал за пятнадцать тысяч. Оборжаться. Выделил мне сторожку. Где говорю холодильник. А он живи так электричество дорогое. Где спрашиваю газ, а он, говорит, на костре пожаришь, газ дорогой. Стал прибираться, нашел гору картона, что спрашиваю делать. Говорит, порви на полоски.
— Зачем? — Сергей улыбнулся, — зачем рвать-то.
— Говорит печку топить. Он картоном печку топит, ни углем или дровами, а картоном.
— Путаешь ты что-то Андрюш, наверное, разжигает просто картоном.
— Проверял меня. Возьмет и пять тысяч рублей на видном месте оставит, или бутылку виски недопитую, а потом, где моя пятихатка, ну-ка дыхни.
— Легко быть щедрым, когда сам не зарабатываешь.
Неожиданно из кустов вынырнула беременная кошка Маруська серо-полосатая и стала тереться о резиновые сапоги Сергея Платоновича. Где-то в садке плавала пара ротанов, которые все равно было стыдно нести домой, и Сергей кинул их кошке. Маруська не сразу, но накинулась на них, заскрипела рыбья чешуя, послышалось чавканье. После еды кошка попила воды из пруда, немного посидела у ног рыбаков и пошла к следующим.
— А потом надо еще понимать, кому даешь, — Сергей Платонович повернул к Андрею широкоскулое лицо и улыбнулся.
— Вон у церкви бич стоит, ему сколько не дай все одно пропьет. Один раз я веселый был, подкалымил тридцать тысяч, пол перестилал в СОТе, ну и сунул ему тыщу. Говорю иди купи себе еды, одежды, а он трое суток не просыхал.
Вдоль берега плыла рыжая водяная крыса – ондарта, она отфыркивалась, как чайник и держала в зубах полбуханки хлеба. Наверное, кто-то из рыбаков бросил на подкормку, а она стащила.
Алое солнце розоватыми лучами освещало ровную звенящую гладь вытянутого сосиской карьера. Зудящие комары американскими субмаринами атаковали руки, ноги и шею.
Андрей достал антикомарин, пшикнул в ладонь и растер по коже.
— Теперь клевать не будет, запах же, — звякнул колокольчик на донке, Сергей присел перед удилищем и стал ждать потяжки.
— Ну, так вот, к Федору Петровичу психотерапевт зачастил, я сначала думал по белочке, а потом подсмотрел в окно дачи, а Федя на диване лежит, вещает, типа очень дрожу за свое имущество от этого и пью.
Донка так больше и не шелохнулась, и Сергей Платонович решил перекинуть снасть. Снял колокольчик, смотал на катушку леску и перепроверил наживку. Манка и хлеб растеклись, но и червей он тоже решил сменить. Навозные черви долго в воде не держатся.
— Вправо не кидай, коряга, я в прошлом году там потерял два поводка, давай допьем что ли, — и Андрей долил остатки водки по пластиковым стаканчикам, предложив Сергею домашние бутерброды с колбасой.
— Все мы тараканы, сегодня есть, а завтра ничего нет, — Сергей закинул в горло содержимое стакана, немного поморщился и занюхал бутербродом.
От противоположного берега отчалила резиновая лодка. Сгорбленный небритый приезжий рыбачок перебирал синими руками кружки, выставленные на щуку. Бедный и не знал, что по весне был замор и весь хищник — щука, окунь — погиб, остались неприхотливые караси и ленивые ротаны.
— Ну что сматываемся, — Андрей потянулся к удочке и стал вставлять колено в колено, потом подтянул леску, приставил ладонь к глазам и посмотрел вдаль.
— Хорошо то как!