Песни русского человека - Поэма, 1994

Аркадий Зеленин
1
Областная грязь областных границ
Областная вонь областных больниц
Меж высоких сосен, за колбасой
Областной полковник идёт с женой

Областные панки идут за ним
Пьяным хохотом вдруг смывая грим
И в столовой местной чай областной
Областной полковник берёт с женой

(И даже правильный мальчик Петя
Плача, занимался
Областным онанизмом в областном туалете
А-ах !...)

Но в конце пути, где чуть-чуть идти
Областные панки не дадут пройти
И, харкая чаем и колбасой
Областной полковник ползёт с женой

В каждой области - местный, свой уют
В них по разному всем п.... дают.
И, по-разному, вспоминая мать
В них ползут полковники умирать

(А в это время алкаш Миронов
Роняя слёзы
Источая вонь спермы с самогоном
Срал под девственные берёзы ...)


2
В день на Земле погибают
Тысячи человек
Самолёты летают
Падая в устья красивейших рек

Трупы потом объедают
Тысячи серых клопов
И клопов заметают
Тысячи серых песков

В дикой природе - хаос
Мечутся кабаны
А мы смеёмся, играясь
Под светом прозрачной Луны

Ты зовёшь меня в гости
И предлагаешь мне лечь
Нет в глазах твоих злости
Но я вижу в них картечь

И ты меня уничтожишь
И пепел развеешь, скорбя
Но я встаю и зову тебя в джунгли
Поохотиться на себя

В джунглях с восторгом нас встретят
Тысячи серых клопов
Они обсосут моё тело
Исполнив сюжет твоих сладостных снов

Кабаны унесут моё мясо
И развесят на стенах темниц
А потом вы устроите праздник
Где ты будешь главной из жриц

Но после они принесут тебя в жертву
Таков у зверья закон
Они продадут твои серьги и кольца
А косметику выплюнут вон

И закроют пески твои кости
Но так далеко от моих
Что ближе, чем бесконечность
Ни одна не ляжет из них

Превратит в перегной нас вечность
И развеет по ветру наш дом
А потом пролетят самолёты
И помашут нам всем крылом.


3
Иронично - неподкупно
Дверью скрипнул - выстрел взвизгнул
Неподвижно - абсолютно
Непривычно - опьянённо

Ежевика - дух осенний
Неприлично - неподступно
Несмертельно - неопасно
Неубито - недоживо

Ветер косы расплетает
В небе - царь и тощий пингвин
Очень жирный буревестник
Тихо плачет и бушует

Рядом с ними - Максим Горький
В шкурке из-под ананаса
Полк Иванушек-сержантов
Браво песню распевает

Непонятно - разъярённо
Мочевидно - телефонно
Яблокисло - грушесладко
Некефирно - но спиртово

Гогенцоллерно - дюмово
Шкафный дух, шкафизмом пахнет
Одеялово-Укрытвин
На Святую Русь пожаром ! ..

All ever wanted, all ever needed. Is here in my arms
Words are very unnecessary, they can only do harm.


4
Дайте мне слово, дайте огня и силы терпеть и смотреть,
Гибнут Титаники, рушатся храмы , - но более нечего петь,
Красивые женщины реками льют на нас свой зверский покой,
И ноты уходят, ненужными став и молча мешаясь с золой.

Дайте болезнь, уничтожьте мой мозг, дайте шизофрений и проказ,
Вот, ко мне направляясь, идёт человек - но он даст мне, скорее, в глаз,
Но нет - я ошибся, ведь, руку подняв, в карман за бутылью он лез,
И он пьёт и идёт, и падает в снег, повторяя этот процесс.

Дайте мне смерть, возьмите мой смех,приложите к нему цветы,
Но нет Земли - ведь всюду на ней, как диезы, стоят кресты,
И нет гробов - ведь в них лежат те и призраки тех,
Кто ловит в тухлой воде пескарей и ходит по грязной воде.


5
Я написал злую песню
И после не смог её спеть
И обливаясь слезами
Я стал на неё смотреть

А она - на меня давай пучить глаза
И я взял и её порвал
И после свершения этого акта
Внезапно я добрым стал

И я захотел написать ещё
Что-нибудь на закате дня
Но новая добрая песня
Была как-то в лом для меня

И я стал зло смотреть на неё
А она растеклась как вода
Тогда я взял тряпку и выжал в ведро
Следы моего труда

Я понял что это болезнь
Когда синее стало краснеть
Увы убедился навеки я в том
Что более мне не петь

И чтоб избежать возможных ошибок
и чтоб избежать проблем
Решил поднапрячься я и между делом
Сразу стать разным и всем

И когда вы берёте арбуз с лотка
Иль билет на трамвай, друзья -
Прошу, компостируйте осторожней,
Ведь может быть, это я.


6
Когда я родился, вся наша семья напоминала мне фронт,
Когда я учился, вся наша семья копала глубокий дзот,
Когда я женился, в тот дзот вся семья тащила меня с трудом,
Когда, наконец, я там очутился, сказали мне: "Вот твой дом".

За каждое слово отлита пуля, за действие - снег и лёд,
По нашим душам, невидимый миру, пронёсся танковый фронт.

Когда я пытался выйти наружу, семья осудила мой шаг,
Шаг влево-удар, вправо-хлёсткая очередь: "Теперь ты наш кровный враг",
Когда засветило солнце над дзотом и река разлилась,
Всё к солнцу тянулось, но наша семья сказала мне: "Это грязь".

Страх быть на виду, страх дышать травой, наш страх - особый резон,
И наши дети примут когда-то всё тот же общий закон.


7
Не небо осенью дышало
Не реже солнышко блистало
Длиннее становился день
Не двух ментов совсем не тень
С печальным шумом приближалась

Не вой небитой бабы слышен
Небитой трезвым мужиком
Негвозди где-то, но не в крышу
Вгоняет дед немолотком

Небык несётся по деревне
Не поднимая в ней непыль
Не спит старик на лавке древней
Не едет неавтомобиль

Не дворник не упал непьяный
Не задевая этих двух
И ненапоенный врагами
Некукарекает петух

Не п...ит солнышко лучами
Не жжёт траву едва-едва
И два незлых милицанера
Не предъявляют мне права.


8
Ложки - в стакане, рыбы - в воде,
Дети - на кухне, плоть кое-где.
Звёзды на небе, Солнце в изгнаньи,
Спицы в клубке, натюрморт на стене.

А за стеною - чьи-то стенанья,
Соседка пьяна и блюёт под кровать.
Она так несчастна - муж её бросил,
И ходят мужчины её утешать.

Вокруг всё настолько обыкновенно,
Благополучно и идентично,
Но в снах идиота из третьей палаты
Есть что-то, чего не хватает всем нам.
Пока им в столовой готовят салаты,
Он будет рассказывать сны дурачкам.

Многим уже поздно искать.
Кто-то упал и не смог добежать.
Они настолько консервативны,
Что скоро начнут протухать и вонять.

Но кто-то ещё бодрится и ходит,
Пьёт свой чай и ест бутерброд.
Горящую избу такой остановит,
А также в коня на скаку он войдёт.

Вокруг всё настолько благоразумно,
Тёплый халат и дирол с ксилитом.
Но в снах идиота из третьей палаты
Мне виден печальный и сумрачный взгляд.
И, ждя черных ангелов в белых халатах,
Поёт идиот. Засыпает Земля.


9
Как с утра под водочку
Здраво рассуждается
На фига ты здесь живёшь,
На фига здесь я ?

И конечно, главное -
Взялся мир откудова ?
Сложная наука, мать,
Философия.

Ты спросил у тополя -
Тополь лишь поморщился
Ты спросил у ясеня -
Ясень промолчал.

Петрил в философии
Феликс, что на площади.
Ты спросил у Феликса,
Но и он не знал.

Спорил Троцкий с Лениным,
Это плохо кончилось.
Керенский от них двоих
Чуть не сдал концы.

Было дело к вечеру,
Делать было нечего.
И пошли под водочку
С хлебом огурцы.

Сбегал друг за первачом -
Веселитесь, дьяволы !
Был я бит за Энгельса,
Морда вся в крови.

Может, с демократией
Правы греки, сволочи ?
Руки ждут напильника,
Сердце ждёт любви.


10
(Эпиграф: "Играл фальшиво гном на старой скрипке". Из песни поп-группы, популярной в советском Заполярье)

Играл фальшиво гном на старой скрипке
Доверив звуки северным ветрам
Покой народа и без скрипки зыбкий
Тревожил он с пяти часов утра

Ходил он по осенним тротуарам
Где пух сменялся жёлтою листвой
Скулили псы над музыкой бульваров
И Моцарт плакал над своей судьбой

Районный прокурор, властитель мира
Грозил загнать во глубь сибирских руд
И бабка из семнадцатой квартиры
Всё норовила заявить в нарсуд

Но как-то музыкант сюиту Баха
Решил толпе исполнить сгоряча
И чей-то нож без жалости и страха
Занёсся вдруг над сердцем скрипача

Увы, увы ! Погиб невольник чести,
Пополнив чёрной хроники ряды.
И снег, завидя знак кровавой мести
Уж заметает пыльные следы.


11
(Эпиграф: " Прости за всё, что сделал я тебе, прости за всё, что сделаю ещё". - из той же песни, что и в номере 10)

"Прости за всё, что сделал я тебе,
Прости за всё. что сделаю ещё" -
Так говорил Отелло Дездемоне,
А та рвала свои густые кудри
И с визгом забивалась под диван.


12
Они выходят из дома
Они надевают очки
Фотографируют мир
Солнце и небосвод

После - идут по улицам
В кожаных пальто
Пишут статьи о булавках
Смотрят в телеэкран

В гостях у друзей их возбуждает вино
В общественном туалете их вдохновляет кино
Но ...

Потом они надевают жилеты
И пиджаки
Понемногу седеют
Делятся жизненным опытом

Они уже не те
Но их сыновья растут
Они закончат то
Что отцы не успели закончить
закончить
закончить

В прокуренной кухне они говорят о Третьем Риме.
Часто бывает - я забываю своё имя,
Говоря с ними.

Иногда их сажают в тюрьмы
Иногда - в могилы кладут
Их глаза смотрят в разные стороны
пытаясь за всем углядеть

Но к старости они уже знают
Как закрывать глаза
Делая вид при этом
Что их никогда и не было

Они умеют летать как птицы, строя гнёзда себе самим,
Но они никогда не поймут того, что они и есть Третий Рим.
И я готов смыть свой грим.


13
Я по улице ехал на Опеле
Тихо-мирно, красоты рассматривал
Ты по улице шла полуголая,
Подвезти попросила до города.

Что не вспомнится - то исполнится.
Было так -не успел я опомниться
Два грузина мой Опель ограбили
И сломали мне копчик, сволочи.

И пока рентгенологи ахают,
Я лежу и свою думу думаю -
Так почём тебе платят, красавица ?
Или мне это только чудится ?

Ничего - вот починят мне задницу,
Соберусь я с неистовой силою
Перепрыгну ограду больничную
И найду тебя, добрую, милую.


14
Я вхожу сюда. Мне знаком этот дом, я бывал здесь не раз.
В этом доме живёт надежда - женщина, лишённая глаз.
Я хочу посмотреть, кем я стал, я на стенах ищу зеркала,
Но в доме надежды - уютном жилище - совсем нет стекла.

Здесь нет ярких ламп и приходят сюда при мерцаньи свечи,
К дверям её светлого дома подходят любые ключи.
Вокруг нет свирепых собак и массивных оград,
Но каждый, кто входит сюда - оставляет свой взгляд.

Но что же здесь есть ? - да пожалуй, почти ничего,
Хозяйка покинула дом и забыла его.
Быть может, она умерла - но сегодня, во сне,
Она вновь воскреснет и в новом обличье
покажется мне.


15
Ах, берёза ты, берёза моя,
Ах, берёза бело-розовая !
Кому - травка, кому - на посошок,
А мне - науки бы великой корешок !

Вчера на суку берёзы
Соловей вороной стал.
Он летал и матерился,
"Харе Кришны! " всё кричал.

Мой сосед совсем свихнулся:
Мимо дома он бежит,
Видит солнце, и, сняв шапку.
Ему "Аум !" говорит.

Как-то ночью в мою хату
Экстра кто-то приезжал,
Что-то делал он руками,
После - членом делать стал.

Ах, берёза ты, берёза моя,
Ах,берёза мутно-белая !
После этого я спать не легла,
Всю-то ночь я медитировала !

После сенса к нам в деревню
Маг учёный приезжал,
От какой-то Яджурведы
Мне привет передавал.

На тринадцати планетах
Злые боги, хоть куда
Мертвецов-то воскрешают,
Посылают к нам - сюда,

Делают из них евреев
Чтобы воду здесь мутить.
И поэтому нам надо
Всех евреев перебить.

уж берёза ты, береза моя,
ах, берёза посиневшая !
У меня отец-еврей, дед-еврей,
И дядя Яша-тот, что был всех дурней.

Вы мне можете не верить,
Но в соседнее село
В 22.00 по средам
Прилетают НЛО

Их отваживал священник,
Тряс крестом: нечистый, сгинь !
Говорил про свет и темень
Говорил про янь и инь

Говорил он про культуру
Говорил про идеал
Говорил про мать-Расею
и листовки нам раздал

Уж берёза ты, берёза моя,
Берёза красно-коричневая !
Как листовки-то я сдуру прочла,
Выбирать я Жириновского пошла,
Вот !


16
Среди музыки трамваев
Исчезают жизни зря,
Ничего не понимая,
Ни о чём не говоря.

Те кто жив ещё - те знают:
Это больше, чем ничто,
Но уходят, надевая
Галстук, шляпу и пальто.

Среди улиц, тротуаров
Среди тёмных фонарей
И заснеженных бульваров
Не становятся мудрей

Не становятся любимей
В вагонетках из стекла.
Здесь к душе застывшей, зимней
Не прибавится тепла.

Те кто любит - твёрдо знают
Это больше, чем музей,
Но уходят, избегая
Замороженных страстей.

Тени их летают стаей
Над метелью декабря
Ничего не понимая,
Ни о чём не говоря.


17
Шагает по Праге ефрейтор Водянкин,
Свистит непристойный мотив.
Он нынче в столовой объелся овсянки
И умер, но всё-таки жив.

Свет солнца спешит обогреть тротуары,
Слышна незнакомая речь.
Они видит - мадонна идёт по бульвару
И хочет с мадонной прилечь.

Он выстирал брюки, общается с небом,
Не просит взамен ничего.
Но люди идут с простоквашей и хлебом,
Стараясь не видеть его.

Он видит их лица - и вроде не видит,
Часы на церквушке бьют пять.
Одёрнув свой старый, лоснящийся китель,
Ефрейтор идёт воевать.

Сегодняшней ночью ему будет сниться
То, как он отсюда уйдёт.
Спешит он в карманах одежды порыться
И фото жены достаёт.

Возможно, он снова заляжет в окопе,
Бояться начнёт темноты...
Железная птица летит по Европе,
И клювом сбивает кресты.



18, финал
Как всё изменилось за годы душевных терзаний !
Вот некий мужчина, сидящий в забытом кафе.
Спустя полчаса неразумных, слепых ожиданий,
Выходит. Он зол и поэтому чуть подшофе.

На улице дождь. Он идёт по аллее из сосен,
Ему бы согреться, он вымок и зверски продрог.
Аптека стоит на углу. Закрывается в восемь
На ржавый, большой и скрипучий амбарный замок.

Он входит, спасая пиджак от осенней разрухи,
Аптекаршу будит, зачем-то берёт валидол.
Аптекарша сонно глядит, как голодные мухи
Со звоном летят на залитый микстурами стол.

Темнеет. И жёлтые листья уже освещает
Фонарь, что глядит сквозь листву, как заправский маяк.
Все знают о том, что чудес на Земле не бывает.
Зачем же сейчас вспоминать то, что было не так ?

Он тихо идёт. И глядит на осеннее небо,
В котором видны косяки улетающих стай.
Он даже не знает, что жизнь его - быль или небыль ?
И хмурится. Он опоздал на последний трамвай.

Закрыв полинявшие дверцы, трамвай уезжает,
Звеня проводами на самом крутом вираже.
И чаще, всё чаще колёса твердят, повторяют -
"Достаточно счастья ...
достаточно горя ...
достаточно счастья
уже".



end

6 апреля - 27 июня 1994 г.