И выдохнула слово тихое,
ни гнева, ни обиды в нем,
ни соразмерности с шумихою
дверей, захлопнувшихся в дом.
Но окна плотно занавешены,
никто теперь не разберёт
ни силуэт любимой женщины,
ни рук её напевный взлёт.
Дожди взялись за настоящее,
едва о прошлом загрустив,
и это слово шелестящее
поют на простенький мотив,
вбивают капли в подоконники,
полощут чистое белье,
и головой качают слоники
на полке в комнате её.
Он списывает эти шорохи
на складки мокрого плаща,
не различая в общем ворохе
произнесённого "прощай"