МИРРА
Давным-давно на Кипре правил
Властитель с именем Кинир.
Он золото умело плавил,
Богатством поражал весь мир.
Красив он был лицом и телом,
Текла в нем Аполлона кровь.
Своим правлением умелым
Снискал он подданных любовь.
Его жена, его Кенхрея
Рожала славных дочерей,
Одну прекраснее другой…
Но горе к ним текло рекой.
Их красота, сверх всякой меры,
Явила зависть властной Геры,
Богини, Зевсовой супруги
Любви супружеской подруги.
Лишь только дева расцветала,
Её богиня обращала
В холодный камень без дыханья,
Который брали для созданья
Ступеней в лестнице дворца,
И каждый день ступени эти
Стонали под стопой отца,
Как будто маленькие дети
В преддверье страшного конца…
Но и богам присуща жалость.
Вот Гера, отступив на малость,
Решила пощадить Кинира.
И дочь – красавица, их Мирра
Осталась жить на белом свете,
На свете, где всем солнце светит.
Как роза в утренней росе,
Взрослела Мирра расцветая,
И любовались ею все,
Кто видел, как она гуляя,
Срывала трепетный цветок
Или смотрела на восток,
Восход там солнечный встречая,
Сторонних глаз, не замечая.
А мать красавицы – Кенхрея
Хвалила, красок не жалея,
Её лицо, улыбку, стан…
И похвалы той ураган,
Взлетев к божественным вершинам,
Промчался и посеял там
Горсть низкой зависти семян
В душе богини Афролиты,
Лишь к восхвалениям открытой.
И очень быстро прорастая,
То семя обратилось в плод,
Который жалости не зная,
Любого смертного убьет.
Сей плод, какой зовется гневом,
Как только станет очень спелым,
Он душу должен облегчить:
Врага унизить иль убить.
Богиня долго размышляла
Какой должна её быть месть.
От злобных дум она устала,
Но кар придумала не счесть.
Перебирая кары вновь,
Она решила, что любовь
Её оружьем станет страшным…
Меж тем же Мирра взрослой стала.
От детских игр да от забот
Она почти ушла и, вот,
Что есть любовь, она узнала.
Но взгляды юношей прекрасных
Она совсем не замечала,
Очей своих лучистых, ясных
Она в ответ не поднимала.
Бледна, задумчива, грустна
О чем-то думала она.
Она любила. Так любила,
Еще никто как не любил.
Любовь она в себе носила,
Терзаясь из последних сил.
И каждый день, встречаясь с ним,
Бледнела Мирра и дрожала,
До боли кулаки сжимала,
Но пыл любви неугасим.
Один. Лишь только он один
И боле никого не надо,
Лишь он души её отрада,
Желанный самый из мужчин.
И есть ли мукам тем конец?
В коленях дрожь. Лицо пылает.
Лишь одного его желает…
Мужчина тот – её отец!
Все чувства дочери забыты,
Она уж ненавидит мать,
Любовь ей запрещает спать.
Всю ночь глаза её открыты.
И как же с этим можно жить?
Она рыдала и страдала,
Потом терпеть любовь устала,
Решив саму себя убить.
Петля из пояса готова.
Еще мгновенье… и конец.
Прощай, любимый мной отец,
Её последним будет слово.
Но дверь тут отворилась, вдруг,
Служанка верная вбегает,
Петлю ужасную срывает,
Что уж заброшена на крюк.
Служанке Мирра всё сказала,
Открыла страшный свой секрет,
Источник тяжких её бед.
Открылась и без чувств упала.
Дня три она потом болела,
Но все ж недугу не сдалась,
С постели скоро поднялась.
Служанка ей помочь хотела.
Придуман хитроумный план.
Вином Кинира напоили,
Во тьму чулана заманили,
И там, пока он полупьян,
Она легла к нему в постель.
Сбылось заветное желанье,
И вот оно – любви познанье,
Что было лишь в мечтах досель.
Как хорошо, - Кинир ей шепчет,
Кто ты, красавица, скажи,
Лицо свое мне покажи,
И обнимает еще крепче…
А утром он лицо узрел.
Взъярился! Меч его блистает!
Он дочь за волосы хватает!
Ей голову отсечь хотел.
Но Мирра вырваться смогла!
Рванувшись к воле дикой кошкой!
В тот миг ей повезло немножко,
Чуть-чуть служанка помогла.
Мгновенно плоть меч злой рассек,
Служанка в муках умирает,
А Мирра в ужасе сбегает,
Туда, где запылал восток.
Лес позади. Пред ней пустыня.
Нещадно солнце здесь палит,
Ползучий гад у ног шипит,
Стервятник в небе светло-синем.
И нет уж сил идти вперед.
Взмолилась пред богами Мирра:
Спастись хочу от злого мира!
От человеческих забот!
И вняли боги той мольбе.
Девицу в древо обратили,
Все чувства в древе том остыли,
В нем думы только о себе...
Это богам так показалось,
Но в древе том не так все было,
Оно снаружи лишь застыло,
Внутри ж его жизнь зарождалась…
В свой срок, вдруг, разорвался ствол,
Пустыня огласилась криком,
Младенец в этом крае диком
Из древа в жизнь людей пошел.
Он выжил там, нельзя где жить.
Его Адонисом назвали,
Чей сын он люди не узнали,
А Мирре лишь осталось слезы лить.
С тех пор среди людского мира,
В людской привычной суете
Известны многим слезы те
И все зовут те слезы - мирра.