Это странный год.
У тебя тогда еще были волосы лисьего оттенка и бутылочно-зеленый прищур распутных глаз.
И руки - тонкие, с торчащими локтями в ссадинах.
И нескладные острые коленки, которых ты ужасно стеснялась.
Нас готовило на завтрак солнце, а море добавляло приправ.
Мы взвизгивали, барахтаясь в теплой, как снятое молоко, вязковатой воде, хохотали и гонялись друг за дружкой.
А на много миль вокруг не было никого, только я да ты, странная белокожая девочка с двумя еле заметными жаберными пластинками.
И этот странный старый корабль, застывший вертикально. Такой огромный... такой высокий. Айсберг из стали, дерева и тысяч метров крепчайшей пеньки.
И в нем, заполненном до бортов водой, непонятно как не затонувшем, высящимся словно морской Атлант посреди штилевой пустоты, мы плаваем, не чувствуя дна.
Я впервые не боюсь воды. Потому что - с тобой.
...Острый, облизанный ржавчиной край ощутимо режет ступни. Стараюсь не сковырнуться вниз, медленно развожу руки, представляя, что держусь ими за туго натянутый канат. Не рискую обернуться к тебе, чтобы позвать вместе посмотреть, как солнечный диск неторопливо отправляется восвояси.
Спеть бы сейчас о морских сражениях, о ветре, уносящем кровавые брызги, о тысячах голосов, навсегда замолкнувших под водой, где-то там, внизу, под нами.
Наш стальной монолит - пристанище Харона, привратник кладбища погибших кораблей...
Но я не умею петь, мое искусство иное.
В Амбере с детства учат пляскам на костях.
Осторожно завожу левую руку за спину, готовясь выполнить утонченный арабеск.
На ум внезапно приходит "Гуттаперчивый мальчик" Григоровича, завороживший меня когда-то двуликостью своего циркового мира.
Увы, его судьба была куда прозаичнее моей. Ему неведомо то, что удается мне.
Кисть мягче, оторвать правую ступню от кромки, вдохнуть как можно глубже, и...
- Тори, у тебя ребра кожу проткнули.
Алиса знает как сводить на нет возвышенность момента!
Еще бы, лет несколько назад я сама учила ее искусству изящно срезать уровень пафоса в крови.
Невидимые канаты с еле слышным звоном лопаются, руки уже не чувствуют страховки.
Момент ушел.
Задерживаю взгляд на горизонте, едко усмехаюсь.
Вот маленькая дрянь! А ведь как рассчитала момент...
Кивком подзываю ее присоединиться. Не отвечает.
Ну что еще?
Застываю вполоборота: съежившись у кормы, Алиса с меловым, словно маска, лицом, впивается в меня безумными глазами, роняя сквозь почти сомкнутые губы, слова:
-У тебя...ребра...кожу...проткнули...
Теперь я знаю, что чувствовал тогда гуттаперчивый мальчик.
Отрешенный взгляд неспешно проходится по вспоротому боку, оценивая степень фатальности.
Боли нет. Дыхания, впрочем, тоже.
Я стою в десятках метров от воды, на пузырящемся ржавчиной борту столетнего корабля посреди океана и с восторгом наблюдаю за полетом вязкой бордовой капли, сорвавшейся с костного облома моего правого ребра.
Скоро она достигнет воды, и на кладбище погибших кораблей останется часть меня.
Тонкие влажные руки обвивают мои колени, не давая устремиться вслед за ней.
Вынырнув по пояс из теплой морской приправы, Алиса исступленно цепляется за меня.
- Не ходи, тебя же дома костры ждут, здесь все неправильное, - отчаянно молит охрипший голос.
- Я думала, что совсем не знаю тебя, - ласково глажу по мокрым слипшимся волосам, мешая рыжину с карминно-кровавым.
Оказывается, у меня действительно свой договор со временем.
И порой он выполняется очень витиеватыми путями.
Порой слишком много его уходит на кого-то, чтобы в итоге подарить в два раза больше с кем-то иным и за более короткий отрезок.
Время - оно тоже гуттаперчивое.
С одними минута как час, с другими - час идет за минуту.
А с третьими оно останавливается - по обоюдному желанию.
Значит, пора его остановить.
- Сколько времени, Алиса?
Девочка понимающе улыбается, тянется пальцами к своей грудине и, словно филиппинский хилер, погружает туда руку.
Лукавый взгляд издевательски вопрошает: "Кишки, мясо, сотона? Ага, не дождетесь!"
Ай, Алиса, вот с приверженностью к театральщине нам еще работать.
Вынырнув, маленькая ручка протягивает мне старые часы на цепочке. Отщелкнув крышку, вздыхаю, рассматривая гравировку "Don't let me down".
Стрелка стоит на "Тебя ждут".
С внезапным отвращением запихиваю ребро обратно, склеивая рвань кожи и, резко тряхнув головой, отлепляю руки Алисы от своих затекших колен, бросив коротко:
- Все, сворачиваемся, пора возвращаться.
Выходные закончились.
На фото Тори Дарк и Ада Майер.