Настанет день и ты вспомнишь все - звонкий смех и маленькие ручонки,
Что тянулись обнять и кричали так громко - "Папа!",
Детский, совершенно наивный взгляд, какой положен быть у ребенка,
И детский, совсем грудной, но уже родной запах.
Бежит в светло - зеленом платьице, смеется и радуется всему,
Удивляется, когда папа вдруг хмурит брови и говорит сердито,
Ты будешь скучать по улыбке, по смеху - да по всему,
И даже по первым ее коленкам разбитым.
А потом вспомнишь все, что ты пропустил - первую любовь, не хорошего мужчину,
Вспомнишь то, от чего ты не предостерег,
Сколько ж прошло? Засосала рутина,
Не рассказал, не объяснил, не говорил - хотя мог.
Утешишь себя, что ты приезжал: и в первый класс, выпускной, институт,
Что ты где-то в мыслях, но, все же, был рядом,
Она может ответит - "Ты был где-то, но ты не был тут
И тебя не могу называть папой!"
И от мыслей таких заныло внутри, вдруг все еще помнит, вдруг не простит,
Та самая, в светло - зеленом платьице...
А ты уже стар все менять, сединами покрыт
И выход один - пред иконами каиться.
Детский смех все также живет внутри, прорываясь изредко, все же, наружу,
Позврослела, но остался все тот же, родной тебе, запах,
И пусть ты в себя и в жизнь свою слишком погружен,
Но не смотря на все это, для нее ты останешься папой.