I Я налила полкотла воды, плюхнула туда достойный кусок мяса, и поставила на огонь. Мяско у меня без кости, без жира, без сухожилий и белых прочных плёнок. Связки и сухожилия, уварившись, превращаются в гелеобразную густую субстанцию, которая даёт к тому же неприятный привкус бульону. Плёнки-фасции в мясе - то же, что шелуха от семечек в подсолнечной халве. Нет, всё это не нужно, конечно.
Вода в нашем болотистом лесу чистейшая, натуральная. Разумеется,берём мы её из ключей, эти природные фильтры ещё и сохранились по таким непролазным местам. Натуральная и прозрачная, она не текла по трубам, вымывая их полость и постепенно разрушая их, её не очищали различными придумками, после которых вода становится сама не своя. У нас водица живая, сквозь землю прошедшая, через песок промытая, минералами полезными напитанная, воздухом целебным надышанная.
И мясо у нас настоящее, на воле гулянное, тортов просроченных не едавшее. Никогда не кормлённое пищевыми отходами, которые до этого своего состояния прошли много-многократную обработку. Нет, наше мяско питалось свежим, и натуральным, сочным, и вкусным, и жило себе вволю, пока не случилось добытым быть, но до той поры жило вольно и всласть. Не дышало спёртым воздухом, полным отхожих газов,кожей не впитывало испражнений на неизбежно грязном полу. Не лечилось химическими причудами. Всех лекарств его была хвоя лесная да трава полевая. И спаньё устилалось мховым мягким ковром, и дыханье тепло и приятно.
Таково наше мяско, и о жизни его судить можно по виду его. Плоть упругая, цвета густого. И запах такой,что поставив это мясо вариться, за прочие дела берёшься с приятной охотой, и спорится дело, и руки свои любишь за то, что они такие покладистые, и всё у них получается ладно.
Я поставила на огонь пол-котла воды с хорошим куском мяса, чтоб сварился бульон, и пошла прибрать волосы, чтоб заняться приготовлением остального.
II Я подошла к старому тусклому зеркалу. Большая средняя часть его ещё что-то логично показывала, а по краям оно было рябо и пятнисто,как стариковская кожа. Лучше по краю даже и не приглядываться. Но и то, что виделось посередине,было не слишком весело. Увы, время и окружение оставляют следы не только в воде. Они изменяют всё, и всё изменяет время и окружение.
Я запустила гребень в спутанные волосы. Обычно у деревянных зубья как у граблей, редкие, толстые. Мне же Олежка хороший выточил гребень. Зубцы волнистые, как мои локоны в молодости; ляжет гребень в руке - шелковистый и мягкий как будто, и ловко лежит, и в волосах сам скользит. А моим, потерявшим юную силу, седеющим космам нужен как раз такой бережный, осторожный подход.
Несравненное удовольствие - ухаживать за собой при помощи таких приятных вещей. Мягко скруглённые кончики гребенных зубьев по коже скользят, как салазки с горы, кровоток оживляется, как ручьи весной. Хорошо так себя любить и лишь хорошее себе делать.
В молодости-то моей оно всё не так было, оттого и лицо моё сейчас не сочно, и кожа дрябла, и обвислая грудь. И худые руки, и ноги утомляются быстро, и ноют тогда. Но зато от болезней-печалей спасенье на разный да всякий случаи есть, а красотой мне не хвастаться: не перед кем. Уединённо живём, видом друг друга не страшим, так и ладно.
Распределила я волосы равномерно, завернула в калач, и покрыла сверху льняным чепцом. Неоспоримы правила гигиены, но даже и эстетически, мало удовольствия обнаружить в тарелке седой волосок. Даже рыжий, или чёрный какой, или пшеничного цвета попадётся - и в том романтики нет никакой. А тут - серебристые, как лунный свет по воде.
Прибирать нужно волосы, сами-то они вольно живут,время придёт - выпадают. Им заботы другие природой даны. Осталось закатать рукава выше локтя и фартук надеть, всё приятные хлопоты.
III В избу заглянул Славик.
- Не знаешь, где Леший бродит?
- Так по грибы собирался, вчера за ужином говорил.
- Нет его там, я уж всё обошёл.
- Так уж и всё, будто в лесу разминуться негде.
- Что-то вкусное у нас будет сегодня? - Славик потянул воздух ноздрями. Однако вода лишь начала шевелиться и ещё не выпустила наружу тот аромат, что так ласково дразнит.
- Ты каждый день это спрашиваешь.
- Ты ж каждый день что-то готовишь.
Это был ритуал. Обязательно кто-то спросит, что я готовлю, и всегда этот вопрос меня раздражал. Было не понять, отчего так, пока я не задумалась. Оказалось всё просто; когда сам себе предоставлен, погружаешься в творческий процесс, и вопросы "что делаешь" мешать не должны. Раздражать они перестали, потому как задавались не от нечего делать, а из искреннего любопытства. Но мне было забавно, как они до сих пор не устают удивляться и радоваться, и спрашивать каждый день. Сколько лет мы уже живём вчетвером в этом лесу, знаем друг друга, и лес, и что он может дать,и что можем тут мы, и, вроде уж ничего нового не придумать, но они всё равно каждый день будто новый живут. И заново спрашивают.
- О, борщец. Хорошо, я люблю твой борщец.
И эти слова повторяются раз от разу. Слушаю их, как листвяной шелест, как фон. Может, он и сам их так же слушает.И так же их произносит - как листья шумят. Друг о друга бряк-бряк, край о крайчик шур-шур. Вот и шелест. Повернулся, увидел, аппетит заиграл, вот и спросилось. Вспомнил, представил,предощутил, вот уже и сказалось, откликнулось.
- Где же Олежка-то всё-таки, мало ли что.
- Придёт, никуда не денется.
- Нет в тебе жалости. Вдруг он на болото ушёл, и утоп ненароком.
- Чтобы леший в своём лесу заблудился? Он ведь эти болота как пять пальцев свои... Успокойся, придёт.
IV Слава взял снасти и пошёл на реку.Волноваться за своих дело правильное. Нас тут четверо, и кроме нас никого. Только мы друг другу и можем помочь. Но панику поднять раньше времени прок невелик. На то и голова, чтоб опасность продумать. Постараться в беду не попасть и других не вовлечь. Чтоб каждый из нас своим делом был занят, и только там, где требуется совместный труд, и объединяться.
Обычно же трое заняты добычей, а я домашним хозяйством.
Я вышла в огородец и набрала овощей, рядом в ручье их омыла. Дома разложила их в нужном порядке. Натёрла клубни моркови и свёклы в большую сковороду и поставила на плиту, медленно жариться на растительном масле. В маленькую сковородку репчатый лук порезала кубиком, отправила на плиту, ближе к краю. Вскоре лук уже дал свой аппетитный запах. Я добавила к нему дольки томатов.
В котле мясо варилось медленно, плавно. Запахи смешались и слились воедино, как разные голоса в одну песню.
- Ой, а скоро обед? - Это Алла вернулась. Она принесла кукурузных стеблей.
- В обычное время.
- М-мм... А это скоро?
- Ещё не готово.
- Понятно. Пойду, погуляю пока.
Она вышла во двор и уселась на качели качаться. Держась за толстые канаты, откинула назад голову, то вытягивая босые ноги вперёд, то подгибая их под себя, помогая пружинистым телом толкать сиденье качели то взад, то вперёд, увлекая за собой длинные, до пояса, свободные волосы.
Морковный лист - душистый и пряный, свекольный - яркий, густой вкус и цвет. Я собрала ботву моркови и свёклы, порезала всю, от стебля до листьев. Отставила доску с ботвой в сторонку, нашинковала капусты в отдельную чашу, и ещё в одну - настрогала картошки. Соломкой нарезала большой сладкий перец, отделив плоть от семени. Выловила мясо в небольшую кастрюльку и накрыла льняным полотном. Всыпала в котёл ботву, погодя загрузила капусту, картошку и перец, после - свёклу с морковью и лук с помидорами, хорошо утомлённые. Дала всему закипеть, подружиться, нащипала туда укроп и петрушку, ещё минута-другая - и всё.
V Со двора в дом послышался топот отряхиваемых ног, возня и шорох одежды друг о дружку, и тихий разговор. Следом появились мои домочадцы, всем составом, и с ними ещё незнакомый.
- Это кто?
- Залётный. Столичный, видать.
- Эк его занесло. Где подобрали?
- Это вот он, - Слава кивнул на Олежку. Тот радостно подхватил:
- Я сегодня подальше ушёл, ближе к трассе. Посмотреть - как дела, то да сё. А там этот с дороги в кусты спустился, поссать. Я его орешничком-то и поманил. Шёл он, шёл за мной, пока не опомнился, а я уж его в такую трясину завёл! Что ни ступишь - кругом вода, а лишь там, где стоишь, и твёрдо, и кажется - всё! Ну, он в панику,понятное дело. Тогда я его под уздцы и сюда.
- Что ж, хороший улов.
Я достала на стол ещё одну тарелку, для новенького. В центр поставила красивую супницу; в каждую тарелку накрошила зелёного луку, добавила ложку сметаны и большой кусок ароматного мяса. Налила сверху борщ. От таких запахов, от таких видов о делах забываешь; помнишь, знаешь - одно: вот оно, главное дело сейчас, сесть и съесть, не увиливать,уделить каждой ложке внимание, каждому куску - уважение.
Наш пока незнакомый был настолько ошеломлён и устал, что ни слова не говорил, только смотрел на нас широкими глазами,и, кажется, даже плохо от страха нас понимал. Тем не менее, получив в руки ложку и хлеба ломоть, он быстро всё понял и объяснять не пришлось. Со своей порцией справился быстро, получил добавки, ел уже не спеша, и с любопытством разглядывал нас.
Прямо напротив сидела я, пожилая сухощавая тётка, из-под чепчика выбились в разные стороны серебристые с мшистым оттенком волосы; живые и юркие глазки, тонкие щёки, бледные губы.
- Это Кикимора, Болотная, - представил меня Олежка. - Это Русалка, - указал он на Аллу. Она подняла голову и хитро улыбнулась Олегу. Яркая, густобровая, сытно-румяная шатенка. Алла любила плескаться в пруду, подолгу могла под водой находиться.
- Это Водяной, - продолжил Олег. Слава, напротив, воды не любил, впрочем, как и открытого солнца. Поэтому был бледнокож и несколько рыхл, с нескладной фигурой и большим животом. - Ну а я - Леший, - подвёл Олежка итог. С Аллой на пару они были красавцы, стройные, смуглые. Олег носил бороду, шелковистую, мягкую.
- А я - Роберт, - промямлил Роберт. - Очень вкусный борщ. Большое спасибо.
VI Мы сытно наелись, и теперь болтали непринуждённо о всяких пустяках, будто нет между нами разницы - нами, лесными, и этим заезженным. Пили чай с вареньицем и блинами. Алла взбрыкнула:
- Я не буду блины. Берегу фигуру.
- Вот и береги, налегай на вёсла.
Она упрямо мотнула головой:
- Я итак лишний вес набрала, мне худеть надо.
- Ишь ты, худеть. Что ж в худом-то хорошего? Худоба рано старится, вон, на Кикимору глянь. Думаешь, сколько ей?
Алла посмотрела на меня, не желая верить Олегу, а желая нравиться Роберту. Она глазами просила меня не мешать ей вести эту игру в поддавки. Эх, кто из них пропадёт - Алка в город сбежит, или Роберт в лесу останется...
Когда-то давно каждый из нас также вот на крючок попался. Те, что жили тут раньше, все уже отошли, один Водяной ещё держится. Так что пора свежих сил нам прибавить. Так оно испокон веку и было, путь провидения приводил в эту чащу новых жильцов, когда стариковская жизнь была на исходе. И никто никогда не жалел, что остался.
Только Алла была молода и красива, прибилась к нам совсем маленькой девочкой - заблудилась в лесу. Ей болотную жизнь не с чем сравнивать, ей, может быть, захочется отведать и городской. Оказалось, напрасно я волновалась. Алле женское чутьё подсказывало нужные слова, и она, не раз ловившая руками рыбу в пруду, ловко опутала гостя своими сетями. Роберт будто был пьян, много говорил и был безудержно весел.
- А тишина у вас тут какая, ни машин, ни музыки, ни соседей орущих. А слух по привычке ищет, ищет шумов поначалу, а уж только потом, наконец, расслабляется. И тогда уже слышишь негромкие звуки леса, - блаженствовал Роберт. - Хорошо, и легко так дышится, тоже непривычно сперва - будто в воздухе чего не хватает.
Взгляд его немного стал проясняться, он смотрел уже не в абстрактную даль, сквозь всех нас, сквозь стены избы, а озирался вокруг, вглядывался в кусты и деревья, будто что-то хотел разглядеть в густой чаще.
- А как зыбко-то здесь ходить, я ведь чуть не увяз.
- Что ты хочешь, болото, - лениво отозвался Леший.
- Да и дороги нет никакой, и просвета в деревьях не видно...
-На то он и лес дремучий, - отвечал Водяной, - дрёмой скован, своим ритмом живёт, мерно дышит, равновесие сохраняет, успокаивает. Чужакам здесь не место.
- Да, не место... А знаете что? Мы осушим болото, в лесу вырубим широкую просеку, проведём провода. Можно будет как в парке гулять.
- Пойдём, погуляем? - Русалка взяла парня под руку и уверенно увлекла за собой.
VII Прошло две недели с того дня, как у нас появился Роберт. Все эти дни он лежал в горячке, а мы по очереди ходили за ним. Меняли компрессы, поили отваром, выносили утку. Алла иногда взглядывала на него с хитроватой улыбкой. Она была довольна собой.
В тот день, в первый день появления Роберта, она повела показать ему пруд, свой любимый, знакомый до каждой коряги и кочки. А придя туда, предложила вдвоём искупаться. Время для купания обычному человеку прохладное, и в лесном пруду вода прогревается слабо, но Алла решительно сняла с себя платье, и стояла перед парнем, скрещёнными руками прикрыв обнажённую грудь. Роберт ещё колебался; уже раздеваясь, всё надеялся ещё, вдруг это шутка. Девушка взглядом манила, подбадривала и смеялась над ним, и в то же время верила, в то, что он сильный, что не трус, не слабак.
Остатки разума уступили её призыву - зову природы, и он решительно нырнул вслед за ней в холодную воду. Вода поначалу как обожгла его, обдала то ли холодом, то ли жаром, голова закружилась, сердце сжалось, он подумал, что умирает,но постепенно стало просто тепло, и даже приятно. Алла резвилась над ним,плавала рядом,кругами, трепала за волосы, хохотала, и, видя, что ему уже надоело, что он устал, защекотала его до икоты, пока он не стал задыхаться. Больше о том долгом дне ничего он не помнил. Только сквозь какую-то муть пробивались отрывки разговора:
А ты думал, вам в город вода с ваших фабрик течёт? Или дерево вы из нефти качаете? А продукты в магазине на полках растут? Нет, милок, всё отсюда своё начало берёт. Из болот да из леса. И вода, и еда. И одёжа твоя. И умы - всё отсюда, из мудрости вечной, дремлющей до поры. Из древнейшего лона. А уж в городах вы про всё забываете, баловать начинаете, что-то придумывать: как без природы прожить, как уйти от зависимости. Как создать природу искусственную. А её-то из чего вы создадите? Всё, что вы превращаете в кусок безжизненный, вы сперва у природы живой отымаете. Только всю её исчерпать без последствий нельзя, сынок, потому и живём мы здесь испокон веку,бережём и заботимся, пока силы есть. То охотника жадного припугнём, то геодезиста в болото заманим. А иначе никак. Силы должны быть равны, чтобы жизнь продолжалась.