Я познакомился с собой на ужине у смерти,
отбит поклон, станцован вальс, вы знаете устав.
Мы обсуждали вина и Гюго, он был усерден,
и я откланялся к утру лишь, целиком устав.
Мы встретились ещё раз, не припомню, на каких
празднествах, но ясно помню сельские края.
И снова кто-то свёл нас, светский раут закатив,
и кто-то держит лезвие, а кто-то рукоять.
Взбирались мы на дерево невиданных высот,
восторженно смотрели на закат издалека.
Уже тогда болело сердце и пульсировал висок,
и я просил, но он не смог достать лекарств.
И мы продолжили свою игру, я был ведомым,
по детской глупости леса взялись воспламенять.
Я стал, не зная этого, лишён родного дома.
У бога с тысячей детей есть место для меня?
И он сказал, что мне пора, соединив кинжала части,
я боли не почувствовал — у всех в сердцах ножи.
Он с благодарностью мне руку жал, сказал, что я причастен
ко всем и ко всему, но наступил его черёд на жизнь.