Как грустно сегодня, Наташка…
Никто не пикирует пташкой
В открытую настежь ладошку.
Не день, а сплошная подножка!
Зато у тебя, верно, радость!
Прошла одиночества святость.
Муж-моряк с соленою кожей
Стоит, обвыкаясь в прихожей.
Родным согреваясь дыханьем,
Бескозырку, креня колыханьем.
В этот миг, мнится мне, пеньюар
С Наташки слетает в тартар.
И иссохнет слеза на подушке,
Сминаемая макушкой.
Вот так, дорогая, Наташка,
В тебе и скончалась монашка.
К моим вернемся баранам -
Кровоточащим личным ранам.
Логичная, в общем, зависть
Болезными истово правит.
О чём то бишь, я сегодня?
О том, что судьбина-сводня,
Во всем ослепительном блеске,
Меня подсекла на леске:
Случайная с «бывшей» встреча
Вспорола покой картечью.
Напрасно встретил. Напрасно.
Стройна, красива, опасна.
Равнодушно скользнул интерес
Пара фраз – будто выдавил пресс.
Отвернувшись, села в машину,
Стрельнула прощальной миной.
Холостая зашлась лихорадка
В виде разового припадка.
Дай немного приду в себя.
Черт, расчувствовался скорбя!
Представляю тебя, Наташка -
Голый вырез, мужская рубашка.
Утолённое трижды либидо.
Рыбка съедена, пивом запита.
Твой уж дрыхнет, поди, без ног.
Ты на кухне – индийский йог.
Восседаешь на табуретке
Да смолишь, теребя, сигаретку.
Слушай, помнишь роман Амаду,
Что мне дали как-то в награду?
В нем Ливия тешилась думой,
Вернется ли храбрый Гума.
Порт надежд - её тихая гавань.
Йеманджей же ткался саван.
Окрыленные жизнью рифмы
Разбились в финале о рифы.
Ее жизнь застряла в саргассах.
Как зарплаты морские в сберкассах.
(Кстати, верю, вернет пароходство
До копейки долги, вот же скотство!)
Нам мужчинам, «вернуться» – стимул!
Либо - выжил, а либо - сгинул!
В каждом, чуточку – блудный сын.
Тяга к дому, к пенатам родным.
Вот так я, Наташка, жгу.
Я б вернулся – меня не ждут.
Ненавистная Одиссея,
Обреченного Алексея…