Ветер резкий и хлёсткий гонял над землёй облака

Ирина Петрова-Ирген
Ветер резкий и хлёсткий гонял над землёй облака;
Припорошил под вечер дорогу, поля и леса.
Далеко ль до посёлка?  Ещё поворот и река.
По мосточку, под горку, а там по прямой  полчаса.

И пытается снег залепить лобовое стекло.
Ставь на взлётный режим, каждый миг принимая за два.
Только, кажется,  время уже для любви истекло.
Ты устал, твои нервы натянуты, как тетива.

На обочине, словно мираж, придорожный кабак.
С виду, вроде, обычный, но  чувствую: что-то не так.
Заглянуть на минутку?  Зашёл и не смог сделать шаг:
Замолчал под прицелом – внимательным взором собак.

Из-за стойки мужик вышел в шапке-ушанке, хмельной:
Проходите, садитесь – сказал мне –  за столик любой.
Я присел, ничего не ответив, как будто немой.
А собаки глядели, дивились: «Ну, кто ты такой?»

Не случайно попал в  этот  тихий, затерянный рай.
Разговор затянулся.  Мы пили вдвоём с мёдом чай.
Я не верил словам, я хватался за разума край.
Эту горькая правда – о ней расскажи, передай.
             _______________

Беспородная  шавка  играла с облезлым котом.
Воду пил из ведра – непонятно какой  масти –  пёс.
И чумазый бульдог мне помахивал тонким  хвостом,
Будто ждал: Ну,  когда мужику я задам свой вопрос.

 –   Это Ваши?
 –   Да нет.  Просто их оставляют в лесу:
Приведут и привяжут на цепь к ледяному стволу.
И скулят они бедные. Плачут по-пёсьи в снегу.
И на зов я иду. А иначе я жить не смогу.

На больших скоростях из окна на дорогу швырнут,
С улюлюканьем диким газуют за тот поворот.
С  глаз долой!  А собаки на брюхе ползут и ползут:
При падении  скрючились лапы  и пасть – в разворот.

Если судьбы сложить, боль сердец объяснить в двух словах,
Мне бы жизни собачьей хватило на тысячу лет.
Я хотел бы летать – сбился с ног в этих мёрзлых лесах.
А за мной только волки брели, натыкаясь на след.

Много сотен смертей – и своих,  и чужих – через край.
Пятна крови остались сегодня на раннем снегу.
Словно кто-то мне шепчет: «Иди, из беды выручай».
Я к собакам – почти бездыханным –  на помощь бреду.

И молилась душа, чтобы снова взлететь и упасть,
Чтоб вернуться другой и к тому, кто способен принять.
Чтоб пригреться потом в тишине и чуть-чуть  подремать.
Только волей небес ей  дано боль тупую унять...

Осторожно слезинки слизали со щёк мужика –
Благодарна ему вся хвостатая эта семья.
Мы расстались, но врезались в память собачьи глаза:
Вдруг дошло –  что на месте их мог оказаться и я.