Сначала думаешь:
о, только хорошие парни,
только угар и чад
добропорядочного кутежа,
хэппи энд для всех борцов за мир и за свет,
и пусть никто не уйдёт,
заверните ещё пару штук, пожалуйста.
А потом ты засыпаешь
и смотришь дождливо-тяжёлые сны,
где вода течёт по лицу
исключительно в смеси с кровью -
shaken, not stirred -
и оказывается, что - нет,
что гораздо ближе, понятнее и острей -
те,
кто едок, как щёлок,
кто громок, как шёпот
в заброшенном храме,
кто обречён завершить свой сюжет
на какой-то не той стороне,
за Стиксом, за Летой,
за пулемётною лентой дней,
за злой и колючей проволокой -
ну, или где-то между прицелом
Главного Положительного Героя
и грязной кирпичной стеной:
унитарный патрон парабеллум,
свинец,
отдача в плечо.
Те,
в ком зияет такой же чёрный,
манящий,
как пропасть меж этажами,
как гулкий бездонный колодец,
как беззвёздное небо
в разрывах болезненно-розовых туч, -
словом, такой же
самоубийственно-притягательный
разлом в груди,
как у тебя самого.
Те,
кто знает:
пора пропустить удар или выстрел,
чтобы молча грянуться оземь.
И тогда
ты просыпаешься, и встаёшь,
и идёшь под дождём,
приподняв
воображаемый воротник
воображаемого потрёпанного плаща,
и зачем-то в ночном ларьке
покупаешь
четыре красные розы.
08.08.2016