Утро. Боже, какое прекрасное утро! Как же хочется жить! Как хочется кричать о том, что у тебя на душе! Но нельзя...
Первые лучики игривого Солнца уже отражаются в прозрачных капельках росы. Слышится пение птиц, где-то совсем близко жужжит пила и задорно стучит молоток. Что ж, пора вставать. Интересно, сколько сейчас времени? Сколько времени остаётся до долгожданного парада участников фестиваля? Должно быть, я проспала целую вечность...Нужно встать. Довольно холодно и появляются первые комары. Хочется остаться в этом спальнике, пока не наступит полдень, спрятаться в нём, как гусеница в своём коконе, рассказывать себе сказки о принцах и принцессах, которые наконец-то нашли друг друга. Да, такие желания не просто так. Ведь вчера...Ах, что же было вчера. Какая прекрасная ночь была вчера. Если бы только все ночи были похожи на прошлую, я бы отдала свою жизнь ради пары таких ночей. Но не нужно забываться, нужно взять себя в руки и встать. Резким рывком поднимаюсь на колени. Кажется, что холод проникает в самое сердце...Оставаясь в шинели, в которой спала ночью, натягиваю на себя сапоги, думая лишь о том, как бы провернуть это дело быстрее. Выхожу из палатки, навстречу новому миру. Он уже не такой, каким был прежде. Всё изменилось с появлением этого чудесатого парня, Лёши. Больше реальный мир для меня не существует. Интересно, а проснулся ли он? Как он себя чувствует? Может быть, он уже встал и думает обо мне? Ах, как кружится голова от всех этих мыслей, будто я пьяна. Но на ногах я стою ровно. Прохожу мимо уже занявшихся поеданием завтрака солдат. Всем приветливо говорю «Доброе утро», одаривая своей лучезарной улыбкой. Иду умываться. Вода холодная, но я не мёрзну, ведь внутри меня – тепло. Возвращаясь обратно в лагерь, издалека замечаю широкую, манящую к себе улыбку. Это он. Конечно, он. Во Вселенной едва ли найдётся кто-то с такой улыбкой. Она не похожа на другие и потому влечёт к своему обладателю.
- «Ранняя ты пташка, всего 7 часов утра», - сказал он мне ласково.
- «Как же можно спать, когда вокруг такая красота...Поле, Солнце. А ты взгляни на этих замечательных людей. Они выглядят, словно маленькая семья, приехавшая на пикник...»
- «О, да, обычная семья, приехавшая на пикник в форме солдат Первой мировой», - усмехнулся молодой человек.
Я залилась смехом и не смогла ничего ему ответить. Только он может так меня рассмешить. Не знаю, боль ли это в животе или бабочки, но это заставляет меня чувствовать себя хорошо, а значит, так должно быть. Если бы только это длилось вечно...
- «Ладно, нужно привести себя в порядок. Помялся немного ото сна», - медленно, будто ленясь, произнёс он и, не дожидаясь ответа, ушёл в сторону рассвета. Кажется, это произошло из-за неловкого молчания, создавшегося, пока я летала в облаках...«Держи себя в руках», - прошептала я себе и зашагала к столу со всевозможными вкусностями. Согрели гречки. Пытаясь съесть хоть несколько ложек, вдруг почувствовала песок на зубах. Не может быть! В банке из-под гречки песок! Как же это тогда меня повеселило! Но есть больше не хотелось. Чайник, стоявший на костре, забурлил, будто желая нам что-то сказать. Поставив его на дощечку, лежавшую рядом, мы мигом разлили воду по кружкам. Какой тёплый чай...А сколько тёплых воспоминаний останется об этих днях...
Резкий крик прерывает поток моих мыслей, возвращая меня в реальность. «Парад начнётся через полчаса!» - вопит чей-то голос. – А вы ещё ходите в исподнем. Всем принять надлежащий вид».
Вдруг в лагере началась сумасшедшая паника, будто мы плывём на тонущем корабле. Но вместо того, чтобы спастись, все почему-то одевались...А мне что? Надела апостольник, фартук - и готова.
Начинается построение. Команды, крики, шум и гам...Вы уверены, что по-другому нельзя? Нет, я не лезу...И вот выдвигаемся. Главное – улыбаться и держать спину прямо. Лишь эти мысли крутятся в моей голове.
Как позже выяснилось, ожидания того не стоили. На моей памяти это был, должно быть, самый унылый и тусклый парад, поэтому он и не остался в памяти большинства моих товарищей. Мне после сего действия остались лишь воспоминания о сверлившем меня взгляде, пробирающемся откуда-то сзади. Несомненно, это был он. Но я старалась не обращать на это внимания и соответствовать своей роли.
Прямо с парада мы дружным шумным строем отправились на бой, ожидая который (уже на поле) мы с Лёшей и парой знакомых ребят-реконструкторов были объектом для фотографирования посетителей фестиваля. «Фото с обезьянкой» - так это называют в наших кругах. Но мы и не смели подать сигнал о своём недовольстве, только улыбались. Некоторые зрители просили сфотографироваться с нами, другие же мечтали запечатлеть нас вдвоём. Реконструкторская пара – одна из излюбленных тем для фотографов, желающих получить интересные, необычные и прекрасные снимки. Всё, что я успела спросить у стоявшего рядом, широко улыбающегося парня: «А ты, хотя бы, знаешь свою роль в бою?». На что он лишь неуверенно помотал головой. Отчего мы все нервно засмеялись.
Наконец-то бойцы пошли получать патроны а я, как персональный фотограф эпохи, осталась возле зрителей (хотя нас с ними разделяла красно-белая лента, за которую им нельзя было заходить). Напряжение толпы здесь чувствовалось очень сильно. Духота, теснота и долгое ожидание всегда негативно сказываются на публике. Слышались раздраженные вздохи и ругань тех, кто находится в самой глубине смотрящих...
На поле творилось что-то непонятное даже для людей «в теме». Многие солдаты не знали, что делать, куда им бежать. Фотографы раздражённо бегали из стороны в сторону, не зная, откуда лучше фотографировать. Разочарованные зрители понемногу стали уходить. В общем, э то не стоит того, чтобы тратить время на описание.
Позже, как следует отдохнув, мы с моим другом отправились разведать местность: посетить лагеря других эпох. Сначала я показала своему спутнику все лагеря вв2 (их было несколько, но я продемонстрировала лагерь своего бывшего клуба военно-исторической реконструкции). Дальше всё пошло совершенно не по плану: так как мы не знали, как располагаются места пребывания той или иной эпохи, мы шли, что называется «наобум». Случай привёл нас на ярмарку, я предложила Лёше пройтись и по ней. Он согласился. Жаль, тогда он не знал, чем это обернётся для него самого. Мы уже почти выходили, как на него набросила какая-то женщина, сообщив, что ей и её подругам «нужен мужчина». Я рассмеялась. Оказалось, что он им понадобился для игры. Суть её в том, что на каждого из игроков цепляются прищепки, на разные части тела...Задача других игроков – собрать как можно больше прищепок с соперников и не дать им забрать свои. Предварительно поблагодарив меня за предоставленный шанс, Лёша с решительным лицом ринулся к играющим, но ведущая состязания упомянула, что также нужно завязать глаза чёрной повязкой. Зазвучала музыка и игра началась. Я смеялась громче всех и снимала на фотоаппарат (до сих пор пересматриваю эти снимки, когда в моё сердце прокрадывается грустинка). Конечно, Лёшка уклонялся, как мог, но пару прищепок у него всё же стащили. Впрочем, мне показалось, что он сполна возместил утраченное. Игравшая ранее музыка затихла, поэтому игра тоже была прекращена. Победителем объявлен мой товарищ.
Наконец, мы вышли с ненавистной моему другу ярмарки. Встретив коллег из Чехии, мы сделали фото на память. Нажав на кнопку фотоаппарата, я в очередной раз подметила красоту моего сопровождающего: высокий, стройный брюнет со слегка вьющимися мокрыми волосами и ухоженной бородой. Его светлые глаза отчего-то были полны счастья. Неужели он так рад, что смог сфотографироваться с этими ребятами? Думаю, что ответ на этот вопрос я уже никогда не узнаю.
Посмотрев на экран своего верного фотоаппарата, я подумала, что едва ли на фото, которое я видела перед собой, чехи могли составить моему чудесатому другу какую-либо конкуренцию, даже несмотря на то, что они были вовсе недурны собой.
Немного побродив по лагерям и изрядно устав, мы решили вернуться в свой собственный лагерь, где сразу же почувствовали на себе одобрительные взгляды со стороны старших товарищей. Ещё бы. Ведь один из них дал толчок нашим отношениям ещё прошлой ночью, когда поменялся так, чтобы я и Лёша стояли рядом.
Время шло, я пряталась от солнца в палатке, наедине с комарами. Достав свой мобильный телефон, я взглянула на время, скоро начнётся бой эпохи Второй мировой войны. Конечно же, чтобы не обращать внимания на мою симпатию к уставшему другу, распластавшемуся на надувном матрасе в палатке, я пригласила всех желающих посмотреть на сражение вместе со мной. Первоначально никто не согласился, но я умею уговаривать. Уже через 10 минут наш лагерь опустел: все ушли смотреть реконструкцию. В какой-то момент, оглянувшись, я поняла, что Алексей отстаёт от основного состава, и замедлила шаг, чем подала пример остальным. С лёгкостью он догнал нас. Мы двинулись молчаливой, но не грозной тучей к полю боя. Короткие недовольные беседы об ожидании боя звучали, словно сотни орудий. В какой-то момент мне показалось, что Лёша отдалился от меня, что обеспокоило меня, позже оказалось, что он просто искал более удачную для фотографирования позицию. Это выяснилось, когда мы шли обратно с другим реконструктором, изъявившим желание проводить меня обратно в лагерь.
Но близилось то, что нам всем хотелось бы отложить: время расставания. Провожая приехавших из Екатеринбурга ребят, я долго всматривалась в их лица, пытаясь отыскать того, кто уже успел глубоко запасть мне в душу. Но поиски не увенчались успехом, а автобус всё стоял и стоял, ожидая кого-то. Вскоре бесшумно, будто крадясь, подошёл некто с очень светлой энергией. Если бы не эта энергия, признаться честно, я бы и вовсе не заметила подошедшего, настолько он тихо приблизился. Тёмные волосы, которые от воды начали ещё больше кудрявиться, чем обычно, бездонные глаза, смотрящие так наивно, кажется, они и вовсе посветлели (будто зеркало, в котором отражается небо). Тут все плавно начали стекаться в автобус, но лишь двое не уходили. Я и он. Но позже, как следует наговорившись наедине и претерпев нападение комаров, мы сами последовали примеру товарищей и забрались внутрь транспорта. Один из реконов, видя нашу привязанность друг к другу, стал подшучивать о том, что их весёлая компания заберут меня в своё город, выдадут замуж за Лёшу и заставят меня перевестись в местный педагогический университет (якобы там есть мой факультет). Я отшучивалась и отнекивалась, хотя идея показалась мне заманчивой, впрочем, как и любой влюблённой девчонки, воспитанной на сказках со счастливым концом.
Внезапно завалились ещё несколько человек, место одного из них случайно занял Лёша. Ему пришлось пересесть. Но на том месте его ожидала такая же ситуация. Он, как ужаленный, выбежал из автобуса. Должно быть, это из-за того, что теперь всем были видны и понятны его чувства. Всем, даже ранее не догадывавшимся об этом.
Подтянулись и реконструкторы немецкой армии. Позже появился и мой друг, умывшийся и справившийся с чувствами, ранее переполнявшими его. На прощание мы обнялись, крепко-крепко, будто пытались запомнить тела друг друга до следующей встречи. Он сказал, чтобы я шла в палатку и побрызгалась рефтамидом, не дожидаясь их отъезда. Но я ведь не могу. Это неправильно. Спустя некоторое время, пока мы разговаривали, их командир объявил о том, что они отбывают. Я обняла Лёшу ещё раз, хотя этого показалось недостаточно. И последняя фраза, которую я услышала от него, «чёрт, не люблю долгих прощаний», навеки засела в моей голове. Их автобус медленно уезжал вдаль (настолько медленно, что хотелось его подтолкнуть, чтобы он улетел со скоростью света), а я всё махала рукой и посылала им воздушные поцелуи (точнее, ему). Но теперь всё кончено. Он уехал. Вдруг что-то с силой сжалось у меня в груди. Казалось, что там умерла ещё одна светлая мечта. «Только я нашла кого-то стоящего, как он уехал», - пульсировало в моём разуме. Мне стало невыносимо больно и гадко, и, несмотря на всеобщее веселье тех, кто остался, я удалилась в свою палатку с мрачными мыслями. Должно быть, это именно то, что испытываешь, когда по-настоящему больно. Я осталась наедине со своими переживаниями и страхами. Палатка без какого-либо освещения, вещи и я, лежавшая посередине, будто брошенная и забытая кукла.
Прежде, чем меня кто-то нашёл, прошло около часа. Это был Петрович. Старый, добрый, верный Петрович.
- Мне так плохо, - прошептала я, не в силах вымолвить больше и слова.
- Ситуация сложная. Надо спасать девчонку, - обнадёживающе ответил тот. – Скоро вернусь.
Вдруг ком разочарования подкатил к горлу. Не выдержав, я заплакала. Раньше со мной такого никогда не было.
Петрович застал меня в самом неприглядном состоянии: красные, опухшие глаза, такого же цвета нос, слёзы струились по моим щекам градом. Он спросил, что же случилось. Я лишь растерянно сказала, что не знаю.
- Ты знаешь, просто боишься признаться в этом... Даже самой себе.
Я опешила. В этот момент Петрович сунул мне чашку горячего глинтвейна в руки и заявил, что это, хоть и не вылечит душевные раны, но поможет и успокоит. Я сделала пару глотков, и тепло разлилось по моему телу. Помогло...