когда впервые в груди заглохло,
ты испугался, запнулся на вдохе,
закат ложился спиной на стёкла
и лето пело Radiohead.
письмо прошило разрядами молний,
о чём писалось - уже и не вспомнить,
но сердце, бледное от агоний,
лежало скомкано на траве.
вложил обратно. какого чёрта,
ты не пульсируешь, о, аорта?
зачем вы, внутренние заводы,
закрыли цехи на карантин?
а в левом клапане на половицах
лежит печальный самоубийца.
как ты посмело остановиться?
включайся заново.
засвети.
второй раз приступ прошёл спокойней,
сжимались зубы, потели ладони,
пришла бессонница в чёрном нейлоне.
ты научился почти не кричать.
на сотой смерти - уже юбилейной
ты подарил сердцу новые стены
и очень верил: теперь непременно
оно привыкло к таким мелочам,
как быть разбитым, заклеенным, шитым,
других вообще продают на "авито",
купить сердца так же просто, как свитер,
весь мир так делает каждый день.
я защищал его бронью и скукой
и не давал покачать в чьи-то руки.
однажды днём.. "ничего, что без стука"? -
спросило сердце, упав в пустоте.
когда я стал безучастным и чёрствым,
оно слегло, превратилось в отросток
и напоследок шепнуло: "не поздно
вернуться к жизни, включить жернова".
но я сидел отстранёно-счастливый,
венки роняя с грудного обрыва.
моё хорошее, спи мёртвой глыбой
и никогда уже не оживай.