На берегу Амура
Вместо дома родного – полынь,
покосившиеся постройки.
Но черёмухи запах горький!..
Снова вижу на окнах сатин
сшитой бабушкой занавески,
а поодаль – пути «железки»
и синеющий детством Амур.
Две реки
Вдохновенно седой Амур
катит воды на встречу с Зеей.
Затаив дыханье, глазею
на его фигурный аллюр.
Вот сошлись, обняв острова,
будто губы слились в поцелуе,
и круги на воде танцуют,
и плетут, и плетут кружева.
Два потока – дыханье одно.
От простора душа хмелеет
и немножко завидует Зее:
вместе рекам быть суждено.
Саранка
Что за чудо? Что за диво?
Море, море позитива –
яркий-яркий, светлый-светлый,
издали он всем заметный.
Распустил по лету кудри,
в точечках, как будто в пудре.
Словно солнышком опрыскан,
цвет лилейный так изыскан!
Иностранка, чужестранка?
Нет, амурская саранка!
После пожара
Подкоптились берёзок стволы
и подолы сосенок в саже,
словно кто-то из чёрной пряжи
для деревьев связал чехлы.
Лес горел. В смоляных рукавах
от пожара мёртвые метки.
Но верхушки – девчонки в балетках –
зелены. И тайга жива.
Колодец детства
Скрип колодца.
Вода ключевая.
Нет вкуснее этой воды!
Она, правда, наверно, живая:
кружку выпил –
и стал молодым.
Прочь года!
Над притихшей хатой
звёзды низко – ладонь протяни.
И фиалки ночной ароматы
опьяняют хмелю сродни.
Спать пора…
Но какой, какой там!
Воздух родины сладок на вкус.
Лечит душу.
Мне так спокойно,
словно в детство сейчас вернусь.
Лотосы амурской Ивановки
Супруги Титаренко задались целью — в память
о погибшей дочери вырастить на местном пруду лотосы.
Из газеты
Луч рассветный коснулся пруда,
словно ласково тронул кожу,
и восход отразила вода
цветом лотосов в день погожий.
На округлых листах лепестки
розовеют – свежи и беспечны -
всем научным трудам вопреки,
всем законам природы переча.
Распустились, чаруют, манят.
Цвет - как нежный румянец на щёчках.
Свет любви и печали хранят,
память папы и мамы о дочке.
И почудилось: лотос вздохнул.
И услышала старая ива
(может быть, ветерок подул):
- Дорогие, родные, спасибо!