Вчера здесь шумело осеннее море,
Сегодня оно отступило, баркасов
оставив скелеты. Зайду-ка в бар, что ли,
проделаю брешь в алкогольных запасах
бармена.
А по'фиг: нет в баре бармена.
(как, впрочем, и шлюх, и разнузданных пьяниц).
Они всей толпою, дней семь как, наверно,
оставили город и в горы подались.
В пещеры.
Там, типа, в пещерах спасутся
от Армаггедона. Вот блин, идиоты:
когда к вам из космоса тонны несутся
железа и льда, ну куда ты? Чего ты,
наивный мой друг, с этим сделаешь?
Лютый
абсент в этом баре. Всего лишь двенадцать
часов остается до мега-салюта,
И знаю я чем мне сегодня заняться.
В квартале отсюда, в отеле " Пицунда",
в пятнадцатом номере, крепко к кровати
ремнями привязана, корчится Шульман
Мария Адольфовна, преподаватель
сольфеджио.
В среду, упившись абсенту
мы с ней, в этом баре на почве Ван Гога
сцепились. Затем к себе в номер, зачем-то
ее притащил я,
и в номере строго
её наказал за невежество.
Форма
того наказанья пришлась ей по нраву.
И не' покидали неделю мы номер.
Потом за абсентом, до нашего бара
решил я дойти.
По дороге случайно
узнал о грядущем всемирном обломе.
Решение принял в момент: не узнает
она ни о чем.
Я с бутылками в номер
вернувшись, её отстегну от кроватки,
Вкачаю в нее грамм четыреста, где-то.
Она побледнеет и скажет - Мой Сладкий!
И рухнет на пол. Рядом с ней на паркет я
присяду.
И буду смотреть на последний
Закат Света Этого. И напиваться.
Ведь "Завтра" не будет. А с ним и похмелья
не будет.
И можно.
Спокойно.
Нажраться...