Старая Рига и старое небо.
В облачном кэше прорехи: снежинки кружатся повсюду.
Шпильки вонзаю в пельмени брусчатки до твёрдой начинки,
с жирным подтекстом: «Отведай на Кальтю горячее блюдо!»
Справа и слева – ловушки из пабов, бистро, магазинов
молятся кошке клиента, как SEBу.
Шмыгаю носом. Зеваю. Сдуваю с шубейки снежинки.
«Patio», «Drogas» - уже позади; впереди – не мужчина
(с виду промокший пунцовый пельмень или спившийся гений).
Боже, пошли мне метлу или рикшу:
между колен исполина за евро
в ночь улечу, растревожив сон Риги.
Жаль, все мечты – это платья от Евы.
К чёрту манеры! Летучие мыши на вывеске энной
скроют открытые окна rock-бара от взглядов прохожих.
Влезу вовнутрь, в камине сожгу непокорные рожки.
С полки достану гитару, присяду за стол белоснежный
рядом, напротив тебя... Мне неймётся...
Стану играть, воскрешать в малахитовой вазе подснежник.
Jim одинокий, уставший пельмень, постарался на славу:
выйдя за двери, повесил шаманскую маску на гвоздик.
Белый цветок саламандрой проникнет под маску, в плен: «...love you! »
Ведь на кирпичной стене молодому поэту не поздно
углем стихи дописать или водкой
вывести JM цитату:
«Мне ничего, друг, не надо…»