Август 1970 года. Одесса. На редкость жаркое лето. Слухи, что началась эпидемия холеры, будоражили сознание миллионного населения города и такого же количества курортников. Несмотря на это, пляжи были переполнены. Подозревая, что придётся покинуть город раньше срока, люди решили накупаться, поймать побольше солнца, насладиться морским воздухом. Не останавливали жуткие рассказы-небылицы, передаваемые из уст в уста и обрастаемые невероятными фактами. Взрослые кормили детей немытыми фруктами, все пили сырую воду из фонтанчиков и каждый надеялся, что его это не коснётся.
Не пробыв и двух недель в гостях, 14-ти летняя Саша, по совету родственников, стала собираться домой. Какая досада! Впервые её отправили одну провести часть школьных каникул на море, и вот – холера, чёрт бы её побрал! Хорошо, что успела купить подарки родителям и племяннику. Когда в «Детском Мире» она увидела эту большую куклу-мальчика, с озорным лицом и кепкой набекрень, смешно подмигивающего, сразу влюбилась. Прочитав на ценнике имя: «Тяпа», решила, что без него из магазина не уйдёт, даже несмотря на солидную цену и на то, что на другое не хватит денег. Обстановка в городе резко ухудшалась, пошёл слух, что с завтрашнего дня можно будет покинуть город только после обсервации – недельной изоляции для медицинского обследования. Саша срочно упаковала вещи, ей достали билет на последний поезд нужного направления. Город охватила паника. В поезда набивалось много народу, в самолётах – пассажиров вдвое больше, чем положено. Забравшись на верхнюю полку плацкартного вагона, Саша не знала куда положить большую коробку с куклой. Места для багажа были уже заполнены, ей с трудом удалось втиснуть свою сумку. «Что ж, – подумала она, – значит разделим полку на двоих с Тяпой». Состав стоял невероятно долго, от шума, крика, ругани закладывало уши. Предприимчивые одесские кассиры умудрялись продавать по два или три билета на одно место. Люди задыхались, хотелось пить, но оставить своё место никто не решался. Истошно кричали дети, которых в вагоне было, как в детском саду, их привезли на оздоровительный сезон. По соседству – группа студентов, которым, казалось, всё было нипочём, они громко смеялись, пели песни под гитару, особенно часто повторяя одну:
«Ваше благородие, госпожа холера,
Судя по фамилии, вы жена Насера
Двадцать граммов хлорки
В арабский коньяк–
Не нужна касторка –
Пронесёт и так!»
Ошалевшая от страха, жары, жажды и крика Саша, прижав к себе коробку с куклой, провалилась в сон. Проснувшись, услышала стук колёс и с облегчением поняла, что она уже на пути к дому. Голод и жажда напомнили о себе. Собрать в дорогу продукты родственники не успели, вложили в карман деньги, чтобы в дороге смогла что-то купить. Саша поинтересовалась у соседей, где находится ресторан, но он не работал – карантин. Пожилая женщина, которой Саша уступила нижнюю полку, увидев слёзы в её глазах, протянула ей бутерброд и налила полстакана воды, что заставило Сашу заплакать ещё сильнее.
На следующий день Одессу закрыли. Чтобы не выпускать из города потенциальных больных, в пути останавливали вышедшие незадолго до закрытия города поезда, автобусы, возвращали самолёты. Но их состав был далеко, однако на каждой станции он подолгу стоял, ожидая особого распоряжения. Все шарахались от состава, как от холеры. Продавцов с пирожками, фруктами и разной снедью, не было. Только раз, на какой-то станции, Саша через открытое окно купила батон хлеба, которым угостила пожилую соседку, а остаток ела медленно, когда от голода становилось плохо. Пассажиры шептались: «На одной из станций состав могут загнать на карантин», но когда поезд трогался, все облегчённо вздыхали. Они были в дороге больше двух суток, хотя при нормальных обстоятельствах это занимало тридцать часов. Саша проваливалась в тяжёлый сон, сквозь который слышала о том, что в составе есть больные и даже умершие. Просыпаясь, старалась понять, где они находятся. Когда поезд остановился в очередной раз и простоял дольше обычного, кто-то из пассажиров разузнал, что ночью состав всё же подвергнут карантину. Группа людей решила: как только стемнеет, сойти с поезда и добираться до Минеральных Вод – тридцать километров – на попутках. Саша присоединилась к ним. И вскоре, нагрузившись вещами, беглецы двинулись в путь. Когда станция осталась вдалеке, люди вздохнули с облегчением, что никто их не задержал, позволили себе переговариваться громко, а не шептать и, выйдя на шоссе, стали останавливать машины. Но ни одна не притормозила возле них. Решили двигаться пешком. Но в какую сторону? У кого спросить? Пошли наугад, надеясь остановить какой-то транспорт. Они шли уже почти два часа, Саша плелась сзади, волоча за собой сумку и коробку с куклой. Верёвка, за которую она её держала врезалась в ладони до боли. Наконец, кому-то удалось остановить такси, но шофёр поведал о строгом указании не подбирать людей вблизи станций, потому что они могут оказаться из «холерной» Одессы. Он подтвердил, что направление правильное, извинился и быстро исчез из виду. Испугавшись, что их могут засечь, они стали идти по маленьким тропинкам и дорожкам. Изредка останавливаясь, чтобы перевести дух, усаживались прямо на землю. Женщины, видя мучения Саши с коробкой, советовали оставить её, но она ни за что не согласилась бы, представляя счастливую рожицу племяшки, когда тот увидит этого чудесного Тяпу. На каждой остановке она открывала сумку и выбрасывала оттуда что-нибудь, потому что с каждым шагом сумка становилась всё тяжелее. Сначала на дороге остался кулёчек с красивыми камушками и ракушками, собранными на пляже. Потом пришла очередь босоножек, довольно тяжёлых из-за толстой танкетки, их было жаль чуть-чуть, так как они были старенькими и не особо ей нравились. Затем нескольких книг, которые у неё всегда были с собой. Их было особенно жаль. Наблюдая за ней, друзья по несчастью подтрунивали, что ей самой ещё в куклы надо играть, раз она не может расстаться с Тяпой.
Понемногу небо стало светлеть, силы были на исходе, но Саша старалась думать о родителях, которые, не дождавшись на вокзале её поезда, сходят с ума от тревоги; о том, как она соскучилась по сестре, брату и конечно же по любимому племяннику, которому во что бы то ни стало вручит куклу. Это на какое-то время придавало ей сил. Только к десяти утра они доплелись до Минеральных Вод, распрощались, и к вокзалу решили идти по двое-трое, чтобы не привлекать внимания. К Саше подошёл пожилой, прихрамывающий мужчина и, протянув пакет, сказал: «Держи, дочка!», и быстро ушёл. Заглянув в пакет, Саша увидела свои книги и слёзы оставили две светлых полоски на её пыльном лице.
Саша нашла телефон-автомат и позвонила домой, затем села на первую электричку до Пятигорска, где на перроне её уже встречали родители. Отдав им сумку, коробку с куклой она прижала к себе и сама донесла её до дома – жили они через дорогу от вокзала. Встретили их сестра с сыном на руках. Он рванулся к Саше, крепко обнял ручонками и радостно засмеялся, вознаградив тем самым за все мучения. Тяпа произвёл на него неизгладимое впечатление, стал его любимцем, с которым он не расставался ни на минуту. Даже когда племянник стал большим, Тяпа ещё долго оставался неотъемлемой частью комнатного интерьера, храня воспоминания о ночи, когда его судьба зависела от решения: быть брошенным на пыльной дороге или путешествовать в своей коробке дальше, чтобы быть обласканным нежными руками ребёнка...
Ноябрь 2012