Пролог
Стихотворение, как навязчивая идея – проникает в твою жизнь,
ломится в твою дверь, как пьяный посторонний мужик. Ты изо всех сил
пытаешься воспрепятствовать ему войти в твой дом. Придвигаешь к
входной двери – шкаф, стулья, все, что потяжелее… Но в тот же момент
твоя баррикада рушится, как карточный домик. В итоге - ты ничего не
можешь поделать с пьяным вторжением. И оно – входит…
Я не знаю, почему в детстве, а потом и в ранней юности, меня
преследовало это странное чувство – разобщенности с самим собой и
почти мучительной привязанности к кому-то чужому (имени которого я
даже не знаю).
Но этот человек – точно есть. И он как бы незаметно оберегает
меня от внутренних врагов, одновременно являясь моим внешним
врагом.
Это как манная каша с налипшими на тарелке комьями.
В раннем детстве ненавидишь ее, а есть - надо.
Поэтому я, особо не задумываясь уже много лет, мысленно
переписываюсь с этим неизвестным мне – вторым я.
Поэзия – незапланированный поцелуй. Это как внезапный отпуск
на Канары, после, которого чувствуешь себя отдохнувшим и готовым к
настоящей жизни.
Настоящие стихи (здесь я особенно подчеркиваю лирику) – это
своего рода - сила убеждения.
Это похоже на спонтанное ограбление большого супермаркета с
воображаемым пистолетом…
Все на тебя смотрят заворожено. Да, именно заворожено, потому
что знают, что нет у тебя никакого оружия, кроме твоего сердца, а ты,
улыбаясь, смотришь на них и произносишь: Ну, я же пошутил!
…ведь я целиком ваш – без остатка…
1
Ночью, вода из-под крана -
говорит по-испански…
Трубы мычат,
прерывая молчание неба.
Мне вчера показалось,
что я был – королем синих спален,
А теперь только кошка
Их охраняет, как крепость.
Мне казалось – вещи можно не трогать… Не переиначивать их –
первостепенный смысл. Но люди иногда встают рано утром и собирают
вещи, которые и на прежнем месте хорошо стояли.
А сегодня – иди не побрившись,
туда, где живет – полоумное существо…
И цветы на окне –
покрываются медленной сажей.
Я тебя не хочу, и ее – не хочу,
и его –
потому что вы все –
отражение сумерек ваших.
Потому что вы все –
чемоданы, смартфоны, стихи –
Только краешек мысли,
расколотый посередине....
Потому что кровати –
так часто рожают глухих…
Вместо букв изо рта –
достают семизначные числа.
Ну, а люди живут,
и летят, и плывут, и хотят.
Только ты, только я –
словно пара испанских котят.
2
На расшитом ковре
мы резвимся, с клубком этим синим.
не в Советском Союзе,
и даже не в этой России…
На земле, без асфальта,
без дворников и полицейских –
размотали клубок,
А убрать за собой – не убрали.
и кричат воробьями – все школы,
детсады, лицеи…
Словно мы их с тобой –
обескровили и обокрали.
Словно глагол – жизнь, это, вдетая в нитку иголка… Скользит по
кровеносным сосудам, притупляясь с каждой новой стеной. А я вчера
понял, что жить нужно так, чтобы каждую секунду тебе хотелось кого-
нибудь придушить, или приласкать… И чтобы рядом непременно – был
поручень, который удерживал бы тебя от этого.
Мне вчера показалось,
что я был – королем синих спален,
летел, как от шампанского пробка –
под потолок.
А ночью вода из-под крана
говорит по-испански…
И кошка одна-одинешенька
ищет свой уголок.
3
Было лето – в траве,
в голосах-небесах…
Изумрудный мой свет –
на погасших руках.
Я тебя понесу,
там, где город пустой…
Не оставлю в лесу –
положу под кустом.
Занавеской в окне,
ты появишься вдруг –
мой невыпавший снег,
мой заласканный друг.
Без когтей и без лап
ты изранила грудь.
Без тебя я так слаб,
а с тобой – не уснуть.
То в ногах, то в руках,
то и вовсе – на мне…
Я - витал в облаках,
ты – летала во сне.
Это лето твое –
Навсегда сберегу
……………………….
Не могу… не могу… не могу…
У моей Дымки были удивительно красивые, изумрудные глаза... почти
человеческие.
4
Мне до сих пор иногда еще снится, как я просыпаюсь в
промозглое сентябрьское утро, открываю глаза, в которых запечатлены
последние кадры уходящего сна, (но и они уже улетучиваются в
открытую форточку), и понимаю, что это - конец света, который мне
необходимо пережить в следующие десять секунд, ибо дальше будет
еще труднее.
А я все лежу и даже не думаю с собой бороться.
Потому что в эти первые десять секунд – ты самый настоящий,
самый легкий и прозрачный.
Потому что еще не успел ни о чем серьезно задуматься.
И вот ты лежишь и слышишь, как там - за темным окном - уже
шумит мусоровоз, надрывается и рычит, выдыхая клубы синего дыма, и
ты точно знаешь, что сегодня все как обычно - он начнет с соседнего
дома, а закончит – твоим.
И от этой мысли тебе ХОРОШО.
И эту радость ты чувствуешь – на расстоянии вытянутой руки. А
за окном, через дорогу пахнет свежим хлебом, потому что там его
всегда продают.
И очень скоро ты услышишь, как к ближайшей остановке
подъезжает троллейбус, и людские голоса постепенно наполняют этот
проснувшийся мир – смыслом.
И становится так радостно, будто эта радость прорастает в тебе
где-то там внутри и, наконец, вырывается наружу всей нежностью и
теплотой этого еще неосознанного мира.
Ну, а потом - твой сосед-алкоголик снизу опять включает
невыносимую музыку…
Твои драгоценные десять секунд – кончились.
5
Перевожу тебя на итальянский,
твою «dolce vita» - на русский…
Ты хочешь говорить по-испански,
но вдруг – поешь по-французски.
Ты сидишь в небесном ресторане,
играя с ключами от рая.
Но почему-то в твоем стакане,
таблетка от бессонницы –
уже вторая.
Ты сидишь в небесном ресторане,
В компании двух архангелов…
Облизываешь губы и читаешь им –
Мои переводы – не помня их автора…
А потом в райских кущах –
Ублажаешь…
Небо…
И капли твоего тела,
Увлажняют мое лицо,
Как благодатный елей.
Картинка резко меняется. Ты стоишь на крыше небоскреба и почему-
то смотришь не вниз, как обычно это делают люди, а – вверх.
Почему я так низко стою?!
6
Но все это сон… Он продолжается.
…ты вбегаешь в темный подъезд, чуть не подскальзываешься и
где-то там глубоко под бетонным полом, пропахшим хлоркой,
слышишь, как бьется твое сердце.
Вот ее темная, противная, какая-то масляная рука внезапно
хватает тебя за капюшон куртки, а потом резко отбрасывает вперед,
пока ты еще ничего не успел сообразить.
Она ощупывает тебя: и тебе кажется, что она сначала пробует на
вкус шершавым языком твою макушку, проникает в твой мозг, затем
сжимает в области поясницы, и ты – начинаешь задыхаться.
И тебе одновременно - тошно и сладостно, Есть в этом
прикосновении что-то невыносимо родное, мучительное, щемящее под
грудной клеткой.
НУ, ЧТО ПОПАЛСЯ?!
Твой окаменевший слух пронзает ее бронзовый голос, будто
распиливая твое тело надвое, а ты – стоишь всем своим естеством -
вросший в эту темную лестничную площадку, какого-то чужого и
одновременно родного тебе, подъезда и сдавленным неземным голосом
- отвечаешь…
Да-а..а!!!
И в этом одном вздохе произносишь – всего себя, без остатка. А
где-то поблизости уже слышится ее противное и одновременно
убаюкивающее сопение.
7
Я сижу и смотрю –
с жвачкой в кармане,
которую не покажу –
своей маме.
Обои желтые,
а у соседей – бледные.
А мама говорит,
что жвачку жевать вредно.
Если увидит – отберет,
и сама – зажует.
А с улицы зовут гулять –
я бы с ними пошел,
да солнечный зайчик –
бросился под кровать,
А мне и с ним – хорошо.
Потому что по радио –
детская передача…
И кто-то пускает –
мыльные пузыри…
А у меня в кармане –
банановая жвачка,
с самым шоколадным –
фантиком внутри.
Я сижу и смотрю,
не высоко, не низко
Лето – то в облаке,
то под кроватью…
А у меня на тарелке –
вкусная сосиска,
да отбивает аппетит – математика.
И еще – таблица умножения…
А солнечный зайчик,
смеха ради –
С желтыми ножками,
до изнеможения –
мечется в школьной моей тетради.
8
А я собираю
из кубиков –
самую банановую
в мире башню…
И еще у меня
есть два зуба,
которые качаются
И мне за них страшно.
И все замечательно!
И автобусы желтые!
И девочка Света –
боится страшилок.
Однажды
я чуть не наступил на иголку.
А на Новый Год
мне костюм,
как у Арамиса
из «Трех мушкетеров» сшили.
Обои желтые,
а у соседей – бледные.
А мама говорит,
что жвачку жевать вредно.
Столько синего неба
в зеленых стеклах
И мой первый шалаш,
и мой штабик из снега.
Ничего не прошло,
ничего не намокло.
Даже небо осталось –
таким же небом.
И зеленая рама велосипеда,
в моих детских руках
вся пропахшая медом.
……………………….
Я стою у окна –
двадцативосьмилетний…
С елки снимут шары –
после Нового Года.
9
И ты начинаешь засыпать (или просыпаться), пока еще
невозможно понять, точно кто-то сверху постоянно перематывает
небесную пленку твоей жизни – то вперед, то назад.
И ты знаешь, что где-то высоко находится квартира, в которую
тебе жизненно необходимо попасть, и ты мысленно нащупываешь
связку ключей в своем кармане, и, вдруг, понимаешь, что их нет. В
принципе – НЕТ…
И самое главное: ты знаешь, что этот сон ничем не кончится. Вот
именно – ничем.
Потому что он снится тебе постоянно, только в разных
интерпретациях твоего воображения.
И на тебя накатывает вселенская обида оттого, что ты знаешь
владельца этой жуткой руки.
А потом чувствуешь, как кто-то сзади пробегает по твоей спине
своим замораживающим взглядом и резко толкает тебя вперед, будто
выталкивая из своего чрева…
Ну же, БЕГИ!!! Потом не отпущу!
А ты, с каждым ее бронзовым словом все глубже и глубже
врастаешь в пропахшую хлоркой и страхом, лестничную площадку, и
откуда-то из глубины кричишь в желтую дырочку света…
Ну, давай еще ПОИГРАЕМ!!!
10
Детство желтой рукой
гладит мою сонную голову…
………………………………...
Ты видишь? Я с тобой…
По-моему, это очень здорово!
Ты закрывай глазки
с голубым небом…
Детям полезно спать днем…
А в это время твои родители
сходят за хлебом,
и игрушки сами уберутся
в свой кукольный дом.
Ты ножками не дрыгай…
Не бойся…
Ни черную цыганку,
ни падающий дом…
Ведь во сне тебя зовут – Костей,
а Сережей ты будешь потом.
Потом, когда будет все короче…
…………………………………….
Ну, а сейчас –
ты спишь,
Сжимаешь зубы,
и злишься…
Не потому, что
черная цыганка
приходит ночью…
…………………….
А потому что –
ты ее – НЕ БОИШЬСЯ!
11
Посмотри за огромной стеною,
весь из неба – живой самолет…
«Повторяй все движенья за мною –
руки в сторону, в небо – живот»
Не дыши, это сладкая вата,
это облако – там за бортом….
«Тебе больно?»
«Нет, нет … Мне приятно!
Ты меня расколдуешь потом…»
Внезапно пещеру в которой ты находишься – заливает вода… И
единственный способ спастись – это закрыть кран на кухне. А для
этого нужно проснуться.
Р. S.
Ребенок в ослепительно -белом,
наверно лежал и думал…
«Ну, что я такого сделал –
что вокруг столько шума?»
В этом смысле, когда рождается стихотворение, оно первые десять
секунд лежит у тебя на ладони, а ты смотришь на него, улыбаешься и
говоришь:
«Ну, что я с тобой буду делать?»
12
Она:
Все будет так, и я в тебе растаю –
горячей каплей, синим криком дня.
Мне так легко, ты видишь – я летаю…
Я, кажется, действительно – летаю!
А ты держи, не отпускай меня…
Он:
Когда я упаду
в твои глаза,
а ты их, вдруг,
бессмысленно закроешь…
Один я – здесь,
меня другого скроешь
(и в этом смысле – ты меня удвоишь)
Но только как –
вернешь меня назад???
13
А каким он бывает – твой личный мир? Неземной, обжигающий,
тонкий, хрупкий? С едва заметным отчаянием на твоем лице… А, может
быть, ты его придумал вчера, когда из дома вышел по срочному делу,
внезапно задохнувшись от буйной желтизны набросившихся на тебя
осенних листьев, а вместе с ними первого понимания смысла жизни…
И везде так много света, что весь этот спальный район в одно
мгновение умещается у тебя на ладони.
И вот – ты уже прикасаешься кончиком языка к красным крышам
его новостроек, пробуешь на вкус мокрый асфальт, останавливаешь
автомобили, как в детстве начиная ими забавляться, сдуваешь с
деревьев последние листья, и все вокруг – кувыркается и летит, вслед за
твоим желанием казаться прозрачным и свободным,
И, кажется, что желтизна была здесь всегда, еще до того момента,
когда ты успел подумать о ней. И в эту минуту - мир такой невозможно
красивый и тонкий, что закрой глаза и можно потеряться. НАВСЕГДА…
14
А потом – наступит – ЗИМА.
ОБЯЗАТЕЛЬНО НАСТУПИТ.
Когда ты взрослеешь – ты это чувствуешь. Это как лето, после
которого резко наступает - зима.
И ты – настежь открываешь форточки в своей комнате, чтобы
запечатлеть синий кусочек зимнего неба и первую свежесть
декабрьского утра.
Где-то внизу, под твоим окном – возится сердитый дворник, никак
не заводится чья-то машина, а ты лежишь, закрыв глаза, и пытаешься
продлить это состояние невесомости и блаженства.
И тебе – одновременно жутко и мучительно сладостно, оттого что
еще никто на этом свете до тебя (как тебе кажется) не испытывал эту
удивительную хрупкость, едва осознанного настоящего мира.
Такое ощущение, будто по твоим кровеносным сосудам
пробирается крохотный солнечный шар, который однажды разрастется
до невозможных размеров и разорвет тебя на части – секундным
ощущением этого реального мира.
Не потому что ты сам, как хрупкое стекло, а потому что мир уже
является хрупким – сам по себе. Это наивное желание – быть самим
собой, боясь остаться наедине с пустотой. И ты сидишь и ищешь
оправдания этой узкой полоске света на занавеске, которая все шире
расплывается по голубой ткани.
15
Живым цветком –
возникшим на ладони…
Ты вся - моя,
но я тебя – не помню…
Когда ты родился – тебя еще не было. Но – вода уже знала твое
имя. Твой генетический код. Когда тебя крестили в церкви, ты думал,
что тебя хотят утопить… А на самом деле в это время с тобой
первый раз в жизни говорила вода.
Он тебя угадал,
лег неслышно на дно…
Это ночью – вода,
Превратилась в вино.
Из глухих батарей,
утекла в небеса.
Из холодных морей –
доставать голоса.
Не заметив людей,
вместо рук – корабли…
Он пошел по воде,
не касаясь земли.
Донимать по ночам,
всех, кто смотрит назад.
Он тебя – укачал…
Открываю глаза.
16
В моих дверях стоит – ЛЕТО,
держась за стены
солнечными руками…
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
«Это кто тут самый счастливый?»
Я!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Но сон продолжается.
Внезапно ты попадаешь в какое-то дурацкое метро.
Перепрыгиваешь через рельсы, которые извиваются под твоими ногами,
как железные змеи… Ты чувствуешь себя между двух огней, закрывая
глаза руками, чтобы не видеть ослепительный свет солнца, которое
спустилось в подземелье, чтобы посмотреть на тебя.
Кто я???
Вчера я произнес смешное «Я»
«Я» на мели, а ты – идешь волною…
«Я» не хочу, чтоб ты была со мною –
но я хочу, чтоб ты была – моя.
17
Я тебя записать не могу,
Ты мой – след на вечернем снегу,
Ты в ночи – мой сиреневый рай,
продолжай, улыбайся, играй.
Открой дверь и выпусти меня из себя, но оставь мне кусочек
твоего неба. Потому что, если смотреть в чистое небо очень пристально
и очень долго – может закружиться голова… А твои глаза приводят к
медленному сумасшествию. Теперь ты понимаешь, почему я
предпочитаю разговаривать с тобой с закрытыми глазами.
Р. S.
Да. Если надумаешь вновь посетить мою вселенную, не забудь – она
стала шире…
Эпилог
А потом все расходятся по домам, а за теплой стеной – зима и
больше ничего, и ты сидишь, в своей комнате, выключив свет, и
пристально смотришь на мерцающее пятнышко лунного света на чуть
вздрагивающей от холода занавеске. И почему-то к горлу опять
подкатывает эта тревожная синева, повисшая в открытой форточке
кусочком зимнего неба. И тебе почему-то хочется заплакать…
И какой-то голос, расширяющийся в твоей груди невозможным
детским испугом – наконец вздрагивает в тебе, и ты слышишь…
Я так больше не могу! Включи уже свет!
А ты отвечаешь: НЕ ВКЛЮЧУ!
Но свет все равно кто-то включает…
ТЫ ПРОСЫПАЕШЬСЯ…
2013