Мне тебя никогда не измерить, ни приборами, ни обожанием,
Потому что ты не счастливый клевер, не удачливый парижанин,
Не тихий голодный омут и не бездна воды океана.
Как подступиться к такому, да ещё если мешает рана?
Сколько прекрасных историй рассказано мне на закате!
Я их складываю в альбомы, отмечаю флажками на карте,
Издаю для себя экземпляром, перечитываю с охотой —
И всё-таки этого мало, я хочу удавиться зевотной!
А тебя никогда не хватает, голодно и вопиюще бесстыдно,
Всего, что твой голос скрывает, переломанный и надрывный,
Передуманный сам собой , играешь чужой жизнью,
Покачивая в такт головой, сильный, но очень капризный.
Мне тебя — как-то неизмеримо, как-то ты у меня сам собой,
Зря, поспешно и даже уныло — и не мой, и уже не чужой.
Я всё вижу и слушаю чутко, и когда стала стойкой такой?
Улыбаюсь. Ведь как это жутко: на прощание обняться с тобой!