Мыло, ты бы знало, где меня носило.
Этот день - чертов моветон!
Все его начало я не мог проснуться.
Середина, словно жуткий сон.
И пока подступает завтра,
Воспроизведу суток разворот.
Обогнал пробуждение завтрак.
Вот и чай выступил как мот:
Я пакетик, сбрасывая в кружку,
Апатичным застыл растением
И зевнул от заварки мушку.
С ней и влился в пассажиров течение.
Мыло, знай! Метро - эпицентр диффузий.
Славный аттракцион обмена конечностями.
Из душных людских тел - смузи,
Где сжимают соски до млечности.
Вот в меня въехали бульдозером массы.
Заскулили ребра как Прометей.
Вот на мне стороннего гнева боеприпасы -
Облачко аэрозоли слюней.
Бумагой из принтера выполз в офис.
Он как обычно зареван нытьем коллег.
Промочил ноги и даже гипофиз.
Стартовал сплетен заспинных бег.
Собрал пыль подушками пальцев
На зубах осклабившейся клавиатуры.
Этот бюрократический кальций
Въелся крепко, как сальность купюры.
На обеде все яростно гонят поднос,
Будто это бен-гуровские скачки.
Я тихо проклял эту дурость под нос,
Взял комплексный и две жвачки.
Снова в дружной команде фирмы,
И мое плечо хлопает во всю ладонь
Человека, что в мое отсутствие(этой ширме)
Ржал над моей мушкой как конь.
Выбрался на улицу скрепкой из степлера.
Спешу пьедесталом для газов и грязи.
Куда спешу? Подоспел синдром Гитлера:
Спустился в бункер транспортной связи.
Выловил вай-фай, на экране ее профиль.
Замахнулся написать, что скучаю очень,
Но вдруг вклинился гордости Мефистофель.
Отмахнулся от ее глаз, что есть мочи.
Запустил приветствие в диалог с цесаркой.
Она тотчас отрапортовала согласием.
Ей губ своих для меня не жалко,
Целомудренность клеймит безобразием.
Оставил позади козырек ее подъезда.
Стал смирно топтать кровную обочину.
Но вдруг возмутилась начальница съезда
Ночных светил и влепила пощечину.
Мыло, теперь вот знаешь, где меня носило.
Ты в пене - видный Дед Мороз.
В тебе есть особая чародейская сила:
Смываешь всякую гадость и соль слез.
Меня избавь от чая кляксы,
От пота и слюней метро,
От смрада лицемера и плаксы,
Измызгавшего мое плечо.
Поудаляй засосы клавиш, денег, телефона
С которого написал не ей, а той,
Чьи губы - пресность поролона.
Ты их, пожалуйста, скорее смой.
И городских отрыжек скверну,
Налет пористой лунной печали.
Как жаль, не будет ниспровергнут
Слой ржавчины на сердечной эмали.
Эх, мыло...
Знаешь обо мне поболее, чем чекисты.
Мне приятны твои гладкие черты.
Почему я - такой ершистый?
Почему мир не душист как ты?