В одной из самых престижных клиник Токио,
Где штопают медикаментами людские души
И спасают от болезненного избытка одиночеств,
Можно увидеть чересчур много:
Старика, который избавляется от дара пророчеств.
Видеть, как смерть наперед готовит различные почести
Для тех, кто идет с ним одной дорогой?
Да лучше залечь на дно самого жестокого в мире острога.
Юная дева, которая видит себя звездой балета,
Уже как тысячу рассветов,
Прикована к инвалидному креслу.
Мужчина лет пятидесяти , самый тихий,
Пытающийся прогнать из своей головы чужие крики,
Они вроде и безобидны,
Но надоело видеть презрение на человеческих лицах.
Мальчик Наоки, живущий в детских книг страницах,
Мечтающий стать пиратом,
Ждет, когда подарит ему мама кораблик,
Но мамы давно уж нет,
и Наоки уже давно минуло как сорок лет.
А тридцатилетняя Мэри,
Смотрит постоянно в окно,
Там ее муж, ребенок и небольшой их дом,
Эта авария, забрав их жизни,
Нанесла сознанию ее разлом,
Но позволила видеть их образы каждый миг.
В этих стенах больничных хранится особый мир,
И те, кто был, вычеркнут из парадигмы другой стороны,
Здесь все одинаковы между собой равны.
А их близкий друг, который просто первее
Накинул себе на плечи халат белый,
У которого здоров рассудок,
Но в больнице его фигуру
Можно увидеть в любое время суток.
Смотрит он на своих пациентов хрупких
И понимает, как хочет хоть каких-нибудь внутренних революций,
Чтобы разум забился в угол,
чтобы не думать,
А встречать улыбкой новое утро,
Видеть то, что для других чуждо,
Слышать то, что для других глухо,
Не замечать бесконечность одинаково-пустых будней.