(перевод с болгарского языка Владимир Луговской)
Пусть следов позора мы еще не стерли,
пусть еще рыданья стынут в нашем горле,
пусть мрачнее тучи, полночи черней
память униженья, горечь прошлых дней,
пусть еще мы светом и людьми забыты,
пусть народа имя трауром повито,
пусть в прошедшем нашем, точно злая тень,
скорбный день Батака, Беласицы день,
пусть иные люди осмеять готовы
боль, что принесли нам старые оковы,
укорить нас гнусной памятью ярма,
пусть твердят, что вольность к нам пришла сама!
Пусть! Но в нашем прошлом, не таком уж давнем,
веет чем-то новым, богатырским, славным,
чем-то необычным, озарившим путь,
смогшим в сердце пламя гордое раздуть:
потому что в грозном, роковом молчанье,
подпирая небо мощными плечами,
вся в костях белесых, вечности сестра,
высится седая, мшистая гора –
памятник огромный подвигов бессмертных:
есть такое имя на Балканах светлых,
в нем бессмертье наше, наша жизнь и честь.
Слово есть, что нашу славу окрылило,
заслонив собою даже Фермопилы.
Громкое названье славной высоты
обломает зубы злобной клеветы.
Шипка!
Трое суток юные дружины
держат оборону. Темные долины
вторят грому битвы в этот грозный час.
Враг идет на приступ! Уж в бессчетный раз
лезут злые орды по суровым кручам:
на отвесных скалах брызги крови жгучей,
от кровавой бури свет в очах померк.
Сулейман безумный поднял руку вверх
и кричит: «На Шипке мерзостная челядь!»
Лезут вновь на приступ, наводнив ущелье,
с именем аллаха турки, но гора
отвечает грозным рокотом: «Ура!»
Пули, камни, бревна низвергались градом:
храбрые дружины, встав со смертью рядом,
отражают натиск злобного врага:
дорога отвага - жизнь недорога!
Нет, никто не хочет быть последним в войске.
Каждый, если надо, встретит смерть геройски.
Слышен треск винтовок. Турки вновь ревут,
вновь бегут на приступ - страшен наш редут!
Турки злы, как тигры, а бегут, как овцы.
Вновь волна взметнулась: держатся орловцы
и болгары - им ли страшен смерти взор?
Штурм - жесток и грозен, но грозней отпор.
Бьются трое суток — помощь не приходит,
взгляд нигде надежды светлой не находит,
не летят на помощь братские орлы,
но стоят герои средь кровавой мглы,
точно горсть спартанцев против Ксеркса полчищ.
Хлынул враг на приступ - выжидают молча!
И когда последней схватки час настал,
наш герой Столетов, славный генерал:
«Братья ополченцы! - крикнул с силой новой,
- Родине сплетете вы венец лавровый!»
И опять герои всей дружиной гордой
ждут, когда прихлынут вражеские орды,
бешеные орды. О, высокий час!
Волн порыв улегся, присмирел, погас!
Кончились патроны, дышим смертным чадом,
сломан штык - ну что же: бьем врага прикладом!
Если нужно, сгинем в битве роковой
пред лицом вселенной на горе крутой
смертью богатырской, в битве побеждая...
«Видит нас сегодня вся страна родная:
ей ли наше бегство с высоты узреть?
Отступать не станем - лучше умереть!»
Больше нет оружья! Бойня, гекатомба,
каждый кол - оружье, каждый камень - бомба.
В каждом сердце яркий пламень запылал,
камни и деревья рухнули в провал!
Кончились и камни - мы не отступаем,
трупы мы на турок с крутизны бросаем!
И на орды вражьи черным, страшным роем
падают с обрыва мертвые герои.
И трепещут турки: никогда пред ними
не сражались рядом мертвые с живыми;
и взлетает к небу стоголосый крик,
алую дорогу пролагает штык.
Но герои наши, встав скалою твердой,
встретили железо мощной грудью гордой
и рванулись в сечу, отметая страх,
чтобы гибель встретить с песней на устах...
Но опять взметнулись орды полчищ диких,
захлестнуть пытаясь воинов великих...
Кажется, достигнут храбрости предел...
Вдруг Радецкий славный с войском подоспел!
И теперь - лишь буря грянет на Балканы,
вспоминают Шипку горы-великаны,
и приносит эхо гром былых побед
через перевалы, в даль грядущих лет.
***
Иван Вазов. Опълченците на Шипка
Нека носим йоще срама по челото,
синила от бича, следи от теглото;
нека спомен люти от дни на позор
да висне кат облак в наший кръгозор;
нека ни отрича исторйята, века,
нека е трагично името ни; нека
Беласица стара и новий Батак
в миналото наше фърлят своя мрак;
нека да ни сочат с присмехи обидни
счупенте окови и дирите стидни
по врата ни още от хомота стар;
нека таз свобода да ни бъде дар!
Нека. Но ний знаем, че в нашто недавно
свети нещо ново, има нещо славно,
що гордо разтупва нашите гърди
и в нас чувства силни, големи плоди;
защото там нейде на връх планината,
що небето синьо крепи с рамената,
издига се някой див, чутовен връх,
покрит с бели кости и със кървав мъх
на безсмъртен подвиг паметник огромен;
защото в Балкана има един спомен,
има едно име, що вечно живей
и в нашта исторйя кат легенда грей,
едно име ново, голямо антично,
като Термопили славно, безгранично,
що отговор дава и смива срамът,
и на клеветата строшава зъбът.
О, Шипка!
Три деня младите дружини
как прохода бранят. Горските долини
трепетно повтарят на боя ревът.
Пристъпи ужасни! Дванайсетий път
гъсти орди лазят по урвата дива
и тела я стелят, и кръв я залива.
Бури подир бури! Рояк след рояк!
Сюлейман безумний сочи върха пак
и вика: „Търчете! Тамо са раите!“
И ордите тръгват с викове сърдити,
и „Аллах!“ гръмовно въздуха разпра.
Върхът отговаря с други вик: ура!
И с нов дъжд куршуми, камъни и дървье;
дружините наши, оплискани с кърви,
пушкат и отблъскват, без сигнал, без ред,
всякой гледа само да бъде напред
и гърди геройски на смърт да изложи,
и един враг повеч мъртъв да положи.
Пушкалата екнат. Турците ревът,
Насипи налитат и падат, и мрат; -
Идат като тигри, бягат като овци
и пак се зарвъщат; българи, орловци
кат лъвове тичат по страшний редут,
не сещат ни жега, ни жажда, ни труд.
Щурмът е отчаен, отпорът е лют.
Три дни веч се бият, но помощ не иде,
от никъде взорът надежда не види
и братските орли не фърчат към тях.
Нищо. Те ще паднат, но честно, без страх -
кат шъпа спартанци под сганта на Ксеркса.
Талазите идат; всички нащрек са!
Последният напън вече е настал.
Тогава Столетов, наший генерал,
ревна гороломно: „Млади опълченци,
венчайте България с лаврови венци!
на вашата сила царят повери
прохода, войната и себе дори!“
При тез думи силни дружините горди
очакват геройски душманските орди
бесни и шумещи! О, геройски час!
Вълните намират канари тогаз,
патроните липсват, но волите траят,
щикът се пречупва - гърдите остаят
и сладката радост до крак да измрът
пред цяла вселена, на тоз славен рът,
с една смърт юнашка и с една победа.
„България цяла сега нази гледа,
тоя връх висок е: тя ще ни съзре,
ако би бегали: да мрем по-добре!“
Няма веч оръжье! Има хекатомба!
Всяко дърво меч е, всякой камък - бомба,
всяко нещо - удар, всяка душа - плам.
Камъне и дървье изчезнаха там.
„Грабайте телата!“ някой си изкряска
и трупове мъртви фръкнаха завчаска
кат демони черни над черний рояк,
катурят, струпалят като живи пак!
И турците тръпнат, друг път не видели
ведно да се бият живи и умрели,
и въздуха цепят със демонский вик.
Боят се обръща на смърт и на щик,
героите наши като скали твърди
желязото срещат с железни си гърди
и фърлят се с песни в свирепата сеч,
като виждат харно, че умират веч…
Но вълни по-нови от орди дивашки
гълтат, потопяват орляка юнашки…
Йоще миг - ще падне заветният хълм.
Изведнъж Радецки пристигна със гръм.
И днес йощ Балканът, щом буря зафаща,
спомня тоз ден бурен, шуми и препраща
славата му дивна като някой ек
от урва на урва и от век на век!
Пловдив, 6 ноември 1883