Фантазия, кое-где правдивая
1
Прошли года, десятилетья.
Онегин в коме всё лежит.
Уже конец тысячилетья
И время как вода бежит.
Вперёд шагнула медицина
И лечит недуги людей.
От рака найдена вакцина
И силиконы для грудей.
Меняют органы свободно
И научились воскрешать.
И могут, если вам угодно,
И пол и груди поменять.
Онегин выведен из комы.
Что жизнь опять ему сулит?
Пришит и член давно искомый
И женщин вновь к себе манит.
Всё прошлое – как сон приснился.
Онегин заново родился.
2
Нет никого уже вживых
И он один страдает,
А внуков, правнуков своих,
Пра-правнуков не знает.
Когда он в коме пребывал,
Влачил свой век как слизни,
Один лишь мозг не умирал
И слухом брал из жизни
Всю информацию в науке,
В истории родной земли.
Он ухом брал из жизни в руки
Что школы дать бы не смогли.
Учился жизни он заочно
И жил он ею сверхурочно.
Цари менялись, строй менялся.
Онегин был и им остался.
3
Из комы вышел – Власть Советов
Диктует всем как надо жить.
Власть красных бонз и их клевретов,
Готовых партии служить.
А партия – сплошная шайка
Грабителей народных масс.
В рот брошена народу пайка,
Чтобы молчал рабочий класс.
Онегин видит, что загнали
Советы в кому весь народ,
А их вожди прекрасно знали,
Что бросить им в голодный рот.
И стал Онегин притираться
К Советов Власти как вода
И бесполезно с ней бодаться
Он понял твёрдо, навсегда.
4
Горят в домах огни рекламой
И ночку провести зовут
С красоткой, пышною секс-дамой
И в омут страсти окунут.
Профессий много есть на свете,
Но самой древнею была
Продажность женщин на планете,
Она потоп пережила.
Пережила и голод, войны,
И катаклизмы – боль извечна.
Но люди! Будьте все спокойны.
Пока мужчина жив – продажность вечна.
5
Дом – как дом, при занавесках
И в крахмалах кружева.
Вестибюль в картинах, фресках,
Фонари горят едва.
Разукрашены девицы
И фривольно в пеньюарах,
Оголив грудь, ягодицы,
Сидят чинно на диванах.
Ждут клиентов, подчищая
Без того красивы ногти.
За собой ведут, встречая,
Навострив на жертву когти.
За порядком в бордевиле
Смотрит, что ни говори,
Порно-властная хозяйка,
Мадам – мама Бовари.
Бовари сама когда-то
На диване так сидела,
Продавая свои ласки
Нагловато всё бордела.
Накопив деньжат немало
Бордевиль сама открыла,
Но сама не выступала,
А лишь им руководила.
6
И, однажды, в таком доме
Наш Онегин появился.
На безрыбье и рак рыба,
Слишком долго он "постился".
Утолив животный голод,
Он подругу заимел.
На дворе зима и холод.
С Нинкой душу отогрел.
Хоть была и проституткой,
Но душой своей тепла.
С шуткой, смехом, прибауткой
Жизнь продажная текла.
Полюбил он Нинку, чтоже,
И такое ведь бывает.
Проститутка тоже может
Полюбить – наука знает.
Не то, чтоб счастье привалило,
Она Евгения не знала.
А вот впервые полюбила
И редких встреч казалось мало.
Онегин стал с ней появляться
В театрах, в обществе людей.
Пускай её товарки злятся, –
Кубло продажных шлюх, бл**ей.
Так хочет Нинка постепенно
Уйти от мамы-Бовари
И "стать на путь" и непременно
Встречать рассвет своей зари.
7
Не знал Онегин, что дуэли
Из моды вышли уж давно.
В ходу наган любой модели,
Ножом убийство – как в кино.
И вот, на пьяной вечеринке,
Полез на Нинку "живоглот".
И, защищая "честь" у Нинки,
Пырнул его ножом в живот.
Здоровьем тот не отличался
И через два часа скончался.
Арест и суд. Потом этапом
Печлаг, Норильск и Магадан.
Чтоб выжить, брал "братву" нахрапом,
Потом Чукотка и Алдан.
Объехал всю Сибирь Онегин.
Был, где не ходят поезда
Без женской ласки, тёплой неги,
Лишь грела Севера звезда.
Звезда пленительного счастья
Когда-то грела декабристов.
Их жёны вместе шли в ненастье.
Возможно-ли у коммунистов?
Вы что? Забыли, что живёте
В Стране Советов и коммун?
Вы сеете зерно и жнёте,
Вы – молчаливые му-му.
Давно свободу растоптали
Солдаты керзою сапог.
А где шушукались, роптали –
Не мог помочь им даже бог.
И лагеря так пополнялись
И даже дети в них рождались.
Евгений "школу" там прошёл.
Был принят в воровскую шайку
И, получая свою пайку,
К вершинам мудрости пришёл.
И понял он: ничто не свято
И кто здесь волк, а кто ягнята.
8
Богатство, власть – удел немногих.
Им с высоты на всех плевать,
На эту чернь, "козлов" двурогих,
На шваль, которую сгинать
Положено им по уставу.
За деньги раком ставят маму.
И в камерной тиши без муз
Играл в "очко", – семёрка, туз.
Он приобрёл авторитет.
Зауважали его "зеки".
А это был иммунитет,
Какой имеют человеки
От голода, работы тяжкой.
Всегда был сыт, в зубах с "затяжкой".
Онегин связи приобрёл
За лагерной стеной на воле
И, словно бы степной орёл,
Всё видел, знал, хоть был в неволе.
С братвой Онегин развлекался,
Играл в "очко" и преферанс,
Раскладывая свой пасьянс,
Дни коротать быстрей старался.
9
Во время дружной "перестройки"
Он под амнистию попал.
И вот, сойдя с тюремной койки,
"Общаги" крутит капитал.
Евгений был совсем не гений,
А "новый русский", коммерсант.
Имел, конечно, без сомнений
В торговом бизнесе талант.
Имел он "крышу" и охрану,
А шестисотый мерседес –
Престиж, положенный по сану,
Внушал другим огромный вес.
Был Женя раньше "вор в законе",
А пересылки, лагеря
Ковали из него Капоне
На будущее, да видать, не зря.
Когда начался беспредел,
А против нету меры,
Он убивал за передел
Златой Москвы на сферы.
И, сколотивши группировку,
Онегин данью обложил
Москву и всю её "тусовку"
И как король себе зажил.
Ему "отстёгивал" исправно
Всея Москвы Златой – бомонд.
Он брал "зелёные" уставно
И не любил излишний понт.
Держал в охране "отморозков",
"Крутых", "качков" – своих ребят,
Готовых бить до смерти, "вдоску" –
Никто для них и не был свят.
10
Онегин деньги "отмывал"
На Кипре, в западной Европе
И фирмы всюду открывал,
И жить спешил как при потопе.
Гулял в Париже и Мадриде,
А в Ницце пляжно загорал
С красотками в натурном виде,
В рулетку для души играл.
Онегин мог себе позволить
И ванну из шампанских вин.
Он мог казнить и благоволить,
Ведь "крёстный папа" всем он, блин.
Икрою мазал он себя,
А обнажённые красотки
После шампанского и водки,
Лизали язычком любя.
Братва гуляла и плясала.
Рекой шампанское лилось.
До пола "челюсть отвисала"
У парижан, кому пришлось
Тех "новых русских" наблюдать,
Как могут "новые" гулять.
Недавно "срок тянул" в Сибири
И нужники в земле копал.
Ничто не вечно в этом мире.
Сейчас Онегин правит бал.
Париж всегда был, есть французский,
А тут явился с Дунькой ты.
И, глядя на забавы русских,
Смеялся Эйфель с высоты.
11
Пришла пора за дело браться.
Гулял прекрасно? – говоришь.
Решил Онегин возвращаться,
Прощай Монмартр, прощай Париж.
Гудит Москва большим базаром
И морды пьяных тут и там,
А проститутки по бульварам
Продать себя желают вам.
Мчат мимо "вольво", "мерседесы",
Обрызгав лужей от колёс
Афишу знатной поэтессы,
Да от удара взвизгнул пёс.
Держась за стенку в подворотне
Ссыт с удовольствием мужик.
Москва – столица "чёрной сотни",
Москва – огромнейший нужник.
12
Москва Онегина встречает
Базарным шумом, перестрелкой,
А в церкви поп чету венчает
И звон стоит монеты мелкой.
Москва. Вам это не Европа.
Пройдёт ещё немало лет
Со дня всемирного потопа,
Чтоб из потёмок "выйти в свет".
Но здесь он свой и всё родное
И хоть Москва вам не Париж,
Как Конотоп и Бологое,
Да чуть повыше ихних крыш.
Онегин здесь рождён был дважды.
Учился дважды, дважды рос
И, умерев уже однажды,
Воскрес, как в библии Христос.
Но удивитесь скоро вы.
Дав "кругленькую" сумму,
Он депутатом от Москвы
Уже пробрался в Думу.
Собралась шобла депутатов –
Кругом бандюги и ворьё.
Нет робеспьеров и маратов
На это сброда вороньё.
Игра по-крупному идёт,
Онегин жизни ставит.
И вот такое здесь хамьё
Сейчас Россией правит.
Борзоф Нью Йорк Август 1997г.