Не пряча взгляд свой, полный муки
сидел и слушал офицер
романс и чудной скрипки звуки
в руке сжимая револьвер.
И вот, на шаг развязка ближе…
Войну, любовь, – всё помнил он.
Ни грёз, ни слёз, один в Париже
а рядом – китель без погон…
…Её лицо вуалью скрыто.
Не отражали зеркала
всех, что исчезли и убиты
лишь бездна мрачная звала...
Как беспощадно и сурово
их судьбы были сожжены
в горниле той, советской, новой
ещё непризнанной страны.
Но, жили мы. Мечтали, пели
сражаться шли, варили сталь
и, отдавали, что имели
за Родину, не за медаль.
Пусть колоколом Весть несётся,
а тьма рассеется, как дым.
Враг нашей смерти не дождётся.
Стоит Россия - Третий Рим!*
Николай Сомин. Христианский социализм как русская идея.
I
Русская идея – это замысел Божий о русском народе. Это тот идеальный образ, к которому должен стремиться наш народ в истории. Бог хочет, чтобы русский народ воплотил эту идею в жизнь. Конечно, эта идея Творцом не указана явно, её нам нужно расшифровать самим, вглядываясь в свою историю. Распознать русскую идею и её точно сформулировать – задача исключительной важности. Если эта идея будет удовлетворительно понята, и народ, несмотря ни на какие препятствия, будет стремиться к её осуществлению, то будет и божественная помощь. А потому обеспечен и успех. Если же мы ошибёмся, если среди многообразия явлений и тенденций не увидим предназначенного нам задания и поведем народ помимо Божьей воли к ложным целям, то тщетны наши усилия – Господь не поддержит наших трудов и в конце концов разорит всё содеянное. Дабы новые поколения, умудренные прошлым опытом, пошли более верным путем.
Русский народ – народ великий. А потому его идея под стать ему: она удивительно высока. Её высота манит, требует выявления сущности. И русские люди всегда, в течение всей своей истории, пытались русскую идею сформулировать. А с накоплением опыта и развитием русского самосознания это удавалось сделать все более точно и глубоко. Но какова же она – русская идея?
II
Сформулировать русскую идею – задача сложная. И в то же время настолько простая, что это можно сделать буквально в двух словах. «Христианский социализм» – вот ее краткая формула. Разумеется, она требует расшифровки.
«Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8). А потому христианство, исповедующее истинного Бога, – религия любви. Через любовь к ближнему мы обретаем спасение и восходим к Богу Живому. Но, по слову апостола Павла, «Любовь не ищет своего» (1 Кор. 13:5). А потому, чем больше христианское общество проникается любовью, тем настойчивее оно стремится к общей собственности. Этот закон впервые продемонстрировали первохристиане Иерусалимской общины, когда, исполнившись Духа Святого, они «все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4:34–35), так что «никто ничего из имения своего не называл своим, но всё было у них общее» (Деян. 4:32). Если выросшая из нелицемерной христианской любви общая собственность закрепляется в организационно-правовых нормах, то такой общественный строй и является христианским социализмом. Итак, христианский социализм – это особый общественный строй, идеология которого основана на христианских ценностях (в России – на православии), а экономический уклад – на социалистических принципах.
Необходимо подчеркнуть, что слово «социализм» тут понимается в классическом смысле – как общественная собственность на средства производства. Более того, христианский социализм стремится не просто к распределению по труду, но к более высокой норме – распределению пропорционально нуждам. Больше должен получать не самый работоспособный, а самый нуждающийся. Это уже «христианский коммунизм», может быть, такое название будет даже более точным.
Христианский социализм следует отличать от так называемого «социального христианства», под которым понимается некая политика благотворительности, проводимая Церковью совместно с государством, но без изменения основ социально-экономического строя, т. е. в рамках капитализма. Такое «социальное христианство» вовсе не является той русской идеей, которую призван осуществить наш народ. Будучи вполне в духе католической социальной доктрины, оно поддерживается рядом христианско-демократических партий Западной Европы. Его идеалом является цивилизованный, «мягкий» капитализм, где богатые благотворят, а бедные смиряются и с благодарностью принимают милостыню, чем спасаются и те, и другие. «Социальное христианство» – лишь шаг в направлении христианского социализма, но шаг еще на языческом поле. Частная собственность, растаскивая людей по углам, препятствует единению в любви. Русский народ призван к гораздо большему – к осуществлению подлинно христианских социальных отношений, необходимым условием которых является общественная собственность.
Кардинально отличается христианский социализм и от социализма советского. Замешанный на атеизме и богоборчестве, этот социализм пытался посредством общественной собственности установить на земле справедливость. Но справедливость – лишь социальная форма любви к ближнему. Однако советский социализм как раз яростно отрицал подлинный источник любви – Христа Бога, а потому сам оказался беден на любовь, а значит, и на справедливость. Сказано в Евангелии: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:5); забвение этой аксиомы и привело советский социализм к гибели, ибо его теоретики не могли постичь, что социальные формы хозяйствования сами по себе не способны удержать справедливость. Христианский социализм полагает, что без высочайшей нравственности, основанной на исполнении христианских заповедей, совершенные формы общественного бытия недостижимы. Более того, сами эти формы он рассматривает как заповедь Господню. Точнее, как социальный эквивалент заповеди «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:39).
Христианский социализм вместе с тем и социализм национальный, но не в смысле национальной исключительности, а как определяющий фактор мессианского призвания, т. е. исполнения предназначенной народу воли Божией. В построении христианского социализма должна активно участвовать Русская Православная Церковь и для этого нужно, чтобы она из организации, исповедующей личное спасение превратилась в подлинного духовного лидера русского народа.
Поразительна судьба этой великой идеи. С одной стороны, она имеет массу противников, причем яростных, не допускающих даже мысли, что христианство может быть совместимо с социализмом. Однако и богословие, и философия, и, главное, историческая судьба России показывают, что христианский социализм и есть подлинный образ Святой Руси, та высшая заданность, к воплощению которой вело и ведет нас провидение. Попытаемся этот тезис обосновать более обстоятельно.
III
В течение тысячелетия основой русской жизни было православие, освященное святоотеческой традицией. Но именно эта традиция и возвещает о христианском социализме. Имеется в виду имущественное учение великого учителя Церкви IV–V вв. святителя Иоанна Златоуста.
Учение Златоуста базируется на глубоком анализе Нового Завета. Оно носит нравственный характер, включая в себя как личный уровень, так и уровень общественный. Прежде всего, святитель указывает, что богатство является огромным соблазном. При этом, чем богатство больше, тем более оно разжигает любостяжание, а то, в свою очередь, стремится увеличить богатство, и т. д. В результате, богач становится рабом своего имения, полностью отдаваясь накопительству. Освободится от этой смертоносной петли, по Златоусту, можно только, совершенно избавившись от собственности. Именно полное нестяжание, оставляя душу свободной для стремления к Богу, является личным идеалом христианина.
Но еще большие беды богатство приносит в общественной сфере, поскольку богач в своем неудержимом стремлении ко всё большему обладанию не щадит никого, становясь злобным хищником. Иначе говоря, стремление к богатству убивает любовь к ближнему. Вылечить этот недуг можно лишь милостыней, причем настолько щедрой и всеобъемлющей, что она естественно переходит в общее обладание. Златоуст превозносит жизнь Иерусалимской общины и призывает своих прихожан последовать их примеру. С другой стороны, частную собственность, а точнее, слова «мое» и «твое», собственность выражающие, он характеризует как «жестокие», «произведшие бесчисленные войны», «холодные». Златоуст даже бросает: «слово это – «мое» – проклятое и пагубное, оно привнесено от диавола» [XI, с. 181].
В своем взгляде на имущественную проблему Златоуст солидарен с другими святыми отцами, в частности, своими старшими современниками, представителями каппадокийской школы богословия Василием Великим, Григорием Богословом и Григорием Нисским. Так, Василий Великий высказывает удивительно чеканную формулу: «Чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви». Кроме того, отцы-каппадокийцы, помимо нравственных аргументов, в защиту своей имущественной позиции выдвигают еще чисто онтологические доводы. По их мнению, всё человечество было сотворено в раю по образу Пресвятой Троицы: множество ипостасей-личностей имело общую человеческую природу в лице первочеловека Адама. Грехопадение Адама привело к распадению общей природы на «осколки» (Василий Великий) по числу человеческих личностей. Поэтому спасение человечества предполагает восстановление общей человеческой природы, и шагом к этому является введение общности имущества подобно тому, как это делается в общежительных монастырях. Другими словами, сам путь спасения человека, его восхождения в Царство Божие предполагает необходимым общественную собственность.
Как видим, святоотеческое наследие определенно считает, что не частная, а именно общественная собственность является христианским социальным идеалом. Оказывается, что общественная собственность – вовсе не провокация большевиков-материалистов, а благодатная основа, на базе которой единственно возможно создание духовного общества. Однако Златоуст замечает: «Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание – любовь? Мне кажется, любовь – нестяжание, которое укрепляло ее еще больше» [IX, с. 110]. Это означает, что не форма общности (под «нестяжанием» в данном контексте святитель понимает общность имуществ) является причиной благодатной жизни, а христианская любовь; общественная собственность ее лишь укрепляет. Но если любви нет, то общность имуществ, наоборот, может стать одной из форм закабаления личности.
IV
Творения Василия Великого, и в особенности Иоанна Златоуста, были известны на Руси с древнейших времен. Русское общество зачитывалось «Златоструями», «Измарагдами» и «Маргаритами» – сборниками выписок из святых отцов. И через них оно впитало в себя и святоотеческое имущественное учение, которое прекрасно сочеталось с благородным и смиренным духом народа и его жизнью в условиях бескрайних просторов и сурового климата. В результате, у русского народа выработался особый менталитет, характеризующийся отрицательным отношением к накопительству, и стремлением к общинности. И этот менталитет оказал огромное влияние на исторические судьбы Руси.
В России очень поздно (во второй половине XVIII в.) сформировалось «европейское» право частной собственности. Но и оно господствовало лишь в незначительной части народа, в основном, в высшем дворянском слое. Подавляющее большинство населения, крестьяне, жило в условиях крестьянской общины, в которой не было права частной собственности на основное средство производства – землю. Земельные наделы периодически переделялись, причем, всем миром, в зависимости от изменения состава общины и нужд отдельных семей. Сельская община продемонстрировала удивительную живучесть. Она пережила даже столыпинскую реформу, специально ориентированную на ее разрушение, и была уничтожена лишь в начале 30-х годов бульдозером большевистской коллективизации. Фундамент общины – одновременно и социальный, и христианский. А потому её с полным основанием можно считать одной из форм христианского социализма. Правда, социализма весьма умеренного, поскольку до подлинной христианской общинности, включая совместный труд, крестьянская община не дотягивалась.
Будучи глубоко православным, наш народ уже давно стал осмысливать свою роль в мировой истории. Лишь только Русское государство получает суверенитет, старец Филофей возводит Москву в статус православной империи, «Третьего Рима», «а четвертому не бывать». К сожалению, дореволюционный период нашей истории, выдвигая принцип «православие, самодержавие, народность», так и не смог построить подлинно христианский социум. Увы, примат православия и практически поголовное крещение русского народа уживались с рабством и социальной несправедливостью. Такое православие, официально-храмовое, не стремящееся осуществить правду и любовь на русской земле, было Господу не угодно, так что приход к власти большевиков не следует считать случайностью.
Однако именно перед революцией произошел новый качественный скачок в осмыслении русской идеи. Наши выдающиеся религиозные мыслители, причем не только философы, но и писатели, в первую очередь – Достоевский, сказали миру новое, неведомое доселе слово. Они поняли, что русская идея имеет религиозно-социальную природу. Иными словами, в своей исторической миссии Россия должна явить миру праведное общество, строй которого основан на христианских заповедях. На необходимости социальной составляющей христианства сходились практически все мыслители. Всеобщим было также отвержение капиталистического пути России. Но в видении конкретной формы христианской социальности единомыслия достигнуть не удалось. Многие русские мыслители встали на позиции христианского социализма. Среди них – С. Н. Булгаков, Г. П. Федотов, В. Ф. Эрн, Л. П. Карсавин, Ф. А. Степун.
Причислял себя к христианским социалистам и Н. А. Бердяев. Однако другие, – а среди них такие выдающиеся мыслители как В. С. Соловьев, С. Л. Франк, П. И. Новгородцев, И. А. Ильин, – связывали будущее России с экономическим укладом, основанным на частной собственности. Таким образом, хотя русская идея фактически была сформулирована, но она не стала общепринятым мнением интеллектуальной элиты России. Многие из плеяды наших философов пережили революцию и из-за рубежа всматривались в достоинства и недостатки России социалистической, что, безусловно, углубляло их размышления. Наша задача – в полной мере использовать накопленный ими идейный багаж.
Было бы совершенно неверно рассматривать советский период русской истории как черный разгул сатанизма. Наоборот, новая власть старалась решить те социальные проблемы, перед которыми остановилась Российская империя. И многое удалось: Россия вышла на пик не только могущества, но и социальной высоты. Было, хотя и с искажениями, введено не только распределение по труду, но и элементы коммунистического распределения. Но главное достижение советского социализма заключалось в небывалой общности людей, объединенных великой целью. Как пели в те времена: «Раньше думай о Родине, а потом – о себе». Это позволило нашему народу победить в Великой Отечественной войне. Во многом была реализована соборность, которая лишь брезжила в дореволюционный период. Однако эта соборность была искаженной, «атеистической» соборностью. Атеизм, как уже указывалось, был органическим недостатком советского социализма, увы, недостатком непреодолимым, предопределившим его гибель.
V
Таким образом, Россия уже дважды в мировой истории разными путями пыталась достичь своего предназначения. Первый раз – через идею «Третьего Рима». Тогда Русь пошла путем храмового православия, но не уделила должного внимания просветлению социальной жизни народа. Второй раз – через III Интернационал, через идею построения общества социальной справедливости, но отрицая веру в Бога. Обе попытки оказались безуспешными. Достичь синтеза не удалось. Теперь перед Россией стоит задача реализации своей идеи через христианский социализм, в котором органично сливаются обе русские традиции.
Христианский социализм – идея огромного масштаба, которая может сплотить русскую нацию. Эта задача – не возврат к прошедшему, а творческое созидание будущего. Эта идея – поистине идея великая, которую давно чает великий русский народ, вне которой его полноценное историческое бытие невозможно. Только она сможет актуализировать дремлющие в нём силы и указать ему путь к выходу из теперешнего затяжного кризиса. Подчеркнем еще раз: эта идея – не мечта прекраснодушных идеалистов. Она – веление Божие. И судьба русского народа была и будет всегда связана с воплощением этого великого метаисторического призвания. Попытки же уклонения от этой трудной, но высокой судьбы были и будут наказуемы Богом.
Такие Суды Божии можно ясно различить в исторических путях нашего народа. Казалось бы, в конце XIX в. Россия начала быстро наращивать свой промышленный потенциал и нагонять ведущие индустриальные державы мира. Чего же лучше? Но это было уклонение в капитализм, а значит – в сторону от русской идеи. И последовала Октябрьская революция – одновременно и суд над прошлым миром, и указание нового, социально-ориентированного пути. Или, казалось бы, во второй половине XX в. СССР залечил нанесенные войной раны, общество обрело стабильность, благосостояние росло. Разве не прекрасно? Но, с точки зрения русской идеи, это был провал: социализм из народного переродился в бюрократический, став из светлой идеи демагогией, а христианская вера рассматривалась большинством населения как «отправление религиозного культа» старухами в платочках. И снова Суд Божий, снова разрушение построенного и выход на новый маршрут – глобализационной экономики. Нет нужды доказывать, что последний для России – это путь в никуда, и если мы по нему будем двигаться, то новой катастрофы нам не избежать, ибо этот путь еще более далек от русской идеи, чем два предыдущих пути.
VI
Каковы барьеры, стоящие на пути русского христианского социализма? Конечно, нынешняя государственная власть, ориентированная, как известно, на западный вариант капитализма, очень от него далека. И, тем не менее, главное препятствие – это отрицательная позиция Русской Православной Церкви. Само словосочетание «христианский социализм» рассматривается нашими богословами как абсурдное, связывающее два несовместимых понятия. Христианский социализм объявляется утопией, попыткой устроения «рая на земле». В то же время, за подлинную позицию Церкви принимается концепция «социального христианства», в основу которой кладется примат частной собственности.
Многообразны причины такой позиции Церкви. Они уходят корнями в двухтысячелетнюю церковную историю, и в данной работе не место их подробно анализировать. Важно уяснить, что эта позиция – трагическое недоразумение. Она игнорирует апостольское предание и святоотеческую традицию. Предлагая частную собственность в качестве базы христианского общества, она идет против Евангелия, в котором нет ни одного речения, прямо или косвенно её оправдывающего. Эта позиция идет и против церковной практики, всегда стремящейся к устроению общежительных, т. е. реализующих общность имущества, монастырей. Нынешняя церковная позиция, дискредитируя Церковь как нравственный авторитет, лишь отталкивает от нее наиболее искренних и честных сторонников коммунистической идеи.
Вернуться к святоотеческому учению, которое, как было уже сказано, приводит к христианскому социализму, – вот насущная необходимость. Впрочем, официальные документы Церкви отнюдь этому не препятствуют. Дело в том, что «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» по поводу социально-экономического строя хранят молчание, так что пока есть полная свобода определиться. Но пока наши богословы фактически ориентируются на частную собственность, по сути дела следуя протестантским и католическим разработкам.
Христианский социализм по недоразумению представителями Церкви был столько раз уничижаем, что необходимо ответить хотя бы на некоторые пункты критики.
Одно из самых частых обвинений в адрес христианского социализма – «ересь хилиазма», попытка построения «рая на земле». Обвинение надуманное. Прежде всего, само понятие «рай», как оно понимается в христианстве, предполагает бессмертие, вечную жизнь. Конечно же, говорить о победе над смертью до Второго пришествия было бы опрометчиво. В этом падшем мире бессмертие, видимо, недостижимо ни в научном плане (как это предполагал русский философ Н. Ф. Федоров), ни в плане мистическом, как воскрешение праведников по учению хилиастов. Ценность хилиастической доктрины совершенно в другом. Сторонник хилиазма св. Ириней Лионский (II в.) говорит, что в тысячелетнем царстве «достойные постепенно привыкают вмещать Бога» [1, с. 514]. Тут святитель указывает, что в Царстве Божием человек будет помещен в особо тесное соприкосновение не только с Богом, но и другими праведниками (вспомним учение Василия Великого о восстановлении единой человеческой природы в процессе нашего спасения), и этому необходимо учиться уже здесь, на земле. Иначе говоря, чтобы жить в Царстве Божием, нужно пройти школу общежития, в которой отношения между людьми хотя бы отдаленно напоминают отношения Царства. И в этом огромное сотериологическое значение христианского социализма. Святые отцы говорили, что Царство Небесное начинается уже здесь, на земле. Думается, что это верно не только в личном, но и в социальном плане. Если же кто построением праведных человеческих отношений на земле пренебрегает, то этим он лишь доказывает, что Царство Небесное не очень-то ему и нужно.
Другой ярлык, который часто привешивают к христианскому социализму, называется «утопизм». Под этим подразумевается, что христианский социализм слишком высок для падшего человечества; в особенности непомерно высока норма общности имущества. Такой замах нереализуем, и попытка его осуществления приведет к еще большему падению. Собственно, это и произошло с советским социализмом. Недобросовестность этого обвинения видна хотя бы из того, что громадное 250-миллионное государство жило 70 лет в условиях общественной собственности и достигло при этом удивительных успехов. Пример Советского Союза как раз доказал обратное: человек, даже падший, может жить при господстве общей собственности. Причем нужно помнить, что всё это происходило в условиях неверной, атеистической идеологии, которая не могла дать подлинных стимулов к коллективному труду. Тем более, – общая собственность реально возможна и благодатна, когда она основывается на вере во Христа Спасителя.
Наконец, нередки отождествления социализма с тоталитаризмом. Относительно исторического советского социализма такие обвинения небезосновательны. Эти ошибки в христианском социализме должны быть преодолены. Конечно, подлинная любовь – когда личность сознательно жертвует своим ради всех. Но такая любовь – дело самоопределения каждой личности, свобода которой должна быть соблюдена. Поэтому переход к христианскому социализму не может мыслиться ни через революцию и насильственную экспроприацию, ни через государственное принуждение. Наиболее верный путь – создание добровольных православных трудовых братств, аккумулирующих в себе функции православного прихода и производственного предприятия. Если такого рода братства будут поддержаны и Церковью, и государством, то вскоре они образуют особый христианско-социалистический сектор экономики, который, как можно надеяться, будет расширяться.
< альтернативная точка зрения. >
Александр Бузданов. Что такое «православный социализм»?*
Так называется одна из глав сочинения Николая Сомина «Православный социализм». Вот как сам автор отвечает на этот вопрос: «Православный социализм - это особый социальный строй, достижение которого является земной целью российской истории. Этот строй характеризуется двумя главными чертами. Его идеология - православная. Т.е. принципы жизни государства основываются на евангелии и христианских заповедях. А экономика - социалистическая (сталинская), с общественной собственностью на средства производства, плановым способом управления хозяйством и монополией на внешнюю торговлю».1 Способы производства и управления, виды собственности и т.п. - это, конечно, на любителя. А вот о том, что представленное учение не так безобидно с богословской точки зрения, как может показаться на первый взгляд, можно судить уже по первой фразе, из которой следует, что автору известны «цели истории», то есть «логосы», или замыслы Бога о творении («православный социализм - это осуществление замысла Господа о Святой Руси»; «Господь ждет от России выполнения своего предназначения»; «воля Господа непреложна, и Он желает осуществления православного социализма»; «Христос говорил о Царстве Небесном как православном коммунизме»).2 Как показывают предыдущие работы автора, это не случайные оговорки, но такое обоснование в его концепции является постоянной величиной: «...история ещё не кончилась, и Бог ждет от нас исполнения этой великой "русской идеи"».3 И это уже похоже на манеру дурного визионера. «Не пустое ли видение видели вы? и не лживое ли предвещание изрекаете, говоря: "Господь сказал", а Я не говорил?» (Иез 13:7). «Пророк, который видел сон, пусть и рассказывает его как сон; а у которого Мое слово, тот пусть говорит слово Мое верно. Что общего у мякины с чистым зерном? говорит Господь» (Иер 23:28).
Подобные учения в западной богословской науке обозначаются как постмилленаризм (или постмиллеанизм). В основе его лежит христианский историософский оптимизм, вера в возможность устроения общественной и государственной жизни на евангельских принципах, в существенный духовно-нравственный прогресс социума и вообще христианизацию мира, что позволяет характеризовать это учение как умеренный хилиазм (милленаризм).4 В отличие от классического хилиазма здесь нет как обязательного условия 1000-летнего периода грядущего «золотого века», а также (принципиальное отличие) нет необходимости даже Второго пришествия Христова, насаждающего это царство на земле, которое продолжается до Страшного суда. Иными словами, постмилленаристы - это такие хилиасты, которые, устав ждать Парусии (Второго пришествия), сами начинают рукотворно приближать Царствие Божие «в отдельно взятой стране». О постмилленаристском (как неохилиастическом) духе православного социализма можно судить по его эсхатологии: «уровень трудовых общин дает возможность альтруистам организовывать свою жизнь на более высоких принципах, чем справедливость. Но это будут лишь острова любви. Общество же любви в больших масштабах возможно лишь после кардинального отделения овец от козлищ. Это будет только в конце времен».5 Как мы видим, православный социализм претендует на приготовление условий не только для Второго пришествия, но даже для Страшного суда («отделения овец от козлищ»), а это, как сейчас будет показано, стабильные признаки постмилленаризма.
Исторические истоки этого учения - французское социал-христианство, или социал-утопизм XIX века, протестантская и католическая либеральная теология XX века. В этом плане одним из наиболее значимых было богословие надежды Юргена Молтманна. Он подчеркивал, что "христианство... это надежда, взгляд и движение вперед и, следовательно, производит коренную ломку и изменение в настоящем". Это, наряду с политизированным богословием римского католика Джона Баптиста Метса, послужило отправной точкой в развитии либерального богословия, в котором Божье Царство рассматривается в качестве метафоры и в котором он пытается внести коренные политические и социальные перемены в настоящее. К некоторым вариантам постмиллеанизма относятся такие разновидности, как "богословие власти". Согласно этим позициям, христиане должны использовать Божью силу, чтобы привести его [теперешний век] к завершению путем установления духовно зрелой Церкви, чего-то такого, что "могло бы произойти тысячи лет назад, если бы Церковь тех дней достигла необходимой зрелости". Они считают, что Христос вернется в мир, в котором владычествует Церковь "над каждой сферой общественного строя". Церковь вновь должна обрести контроль надо всеми государствами этого мира. Некоторые утверждают, что Церковь «должна искоренить все законы, которые противопоставляются Богу».6 Не правда ли, очень похожая доктрина? И опять же: разве Церковь когда-нибудь обладала «контролем надо всеми государствами этого мира»? То есть перед нами просто софизм: сначала между делом (в придаточном предложении) утверждается то, что заведомо не соответствует действительности (у Сомина это: «Христос говорил о Царстве Небесном как православном коммунизме»), а следом на этом основании (то есть на лжи, принятой «по умолчанию») вводится категория долженствования, социально-экономический и государственно-экклезиологический императив.
В таком случае «православный социализм» Н.Сомина и др. авторов этого направления (В.Макарцева, например) - это та же протестантская по типу либерально-демократическая теология, только на русской (православной) почве. Основоположниками такой проекции являются почвенники с их «русским социализмом», в основе которого и лежали слегка отформатированные французские социал-утопические учения и романтические художества (Ш.Фурье, Ф.-Р. Ламенне, Ж.Санд и др.).7 Отличительной чертой этого «обновленного христианства» является намерение «развить» и «расширить» каноническую Церковь и её вероучение как «не достигшие необходимой зрелости», в первую очередь, за счет социально-государственных проектов.
«Православный социализм укоренён в Евангелии – утверждает Н. Сомин. - Впервые православный социализм (коммунизм) был реализован в первохристианской Иерусалимской общине. Святые отцы горячо одобряли произошедшее там и сами (св. Иоанн Златоуст) развивали идеи о духовном приоритете общественной собственности перед частной. Позже появился замечательный общинный опыт общежительных православных монастырей. Православный социализм является развитием всех этих традиций»8 Вот это и есть характерная либерально-протестантстская позиция в экклезиологии: с одной стороны - возрождение «древнего христианства» (первой общины, в частности), с другой - «развитие этой традиции», особенно - прогресс в отношении текущего положения дел в Церкви. Такой «творческий» подход принципиально отличает данную идею от подлинного церковного консерватизма, который никогда не заявит претензии на «развитие» самим Богом установленных на земле институтов. Иерусалимская община и первые монастыри стали возможны исключительно благодаря преизбытку благодати Святого Духа, который (преизбыток) был необходим для связки этого «цокольного этажа» Церкви. И это снова выдает в концепции православного социализма характерное постмилленаристское содержание, а именно, в значительной степени обмирщенное христианское сознание, смешанное со светским идеализмом и поэтому вслед за ним проповедующее гуманистический титанизм нравственных максим и общественно-политических революционных преобразований, на которые здесь считается способной «богоподобная» человеческая природа, по принципу «если ты можешь, то ты должен». Логика тут такая: если христианский коммунизм был явлен в Иерусалимской общине, то значит и мы (как существа той же природы) сможем это сделать, но уже в новом времени.
Следующий пример, по сути, деистического (обходящегося без Бога) идеализма как гуманистического титанизма. «Лучшей формой правления для православного социализма является монархия. В этом вопросе не следует переоценивать фактор помазания на монарха на царство - как в Византии, так и в России миропомазание на царство официально никогда не являлось церковным таинством, рассматриваясь как обряд. Хотя, конечно, само участие Церкви в поставлении монарха в глазах верующих придавало ему легитимность и значительную харизму. Гораздо большее значение имеет объем властных полномочий. А он существенно зависит от социального строя...»9 - Получается, благодать миропомазания менее значима, чем социальный строй; полномочия народа больше, чем благоволение Божие, и более способствуют улучшению жизни, чем Промысел... Это и есть титанизм в чистом виде, строительство не Церкви, но очередной Вавилонской башни, достижение Царства Небесного сугубо сверхчеловеческими усилиями личности, партии, народа, человечества... Поэтому и в самом православном социализме «участие Церкви» не более чем «придание» этой концепции христианской «легитимности и харизмы в глазах верующих», а не обладание этой харизмой (благодатью) как таковой. Зачем благодать Божия, если человек, проникший в Разум Божий, и сам управляется с домостроительством царства справедливости и добра, равенства и братства?
Напрашиваются параллели и с другими формами модерно-идеализма, в частности, с шеллингианством («философией всеединства») и гегельянством («абсолютным идеализмом»), прежде всего. Так, сам методологический принцип «православного социализма» очень напоминает диалектический синтез этих систем, когда «царство духов, образовавшееся в наличном бытии, составляет последовательный ряд, в котором один дух [православный монархизм, в нашем случае. - А.Б.] сменялся другим [советским социализмом. - А.Б.] и каждый перенимал царство мира от предыдущего. Цель последовательного ряда - откровение глубины, а последнее есть абсолютное понятие [православный социализм как «логос российской истории». - А.Б.]; или дух, знающий себя в качестве духа, должен пройти путь воспоминания о духах, как они существуют в нем самом и как они осуществляют организацию своего царства».10 - Здесь (у неогностика Гегеля) мы видим ту же претензию на самочинную актуализацию Абсолютного Духа только уже в крайней степени еретической нечестивости. Но принцип тот же самый - титанизм «организации своего царства» как Царства Божия (не спросясь Самого Бога, «от ветра головы своея»).
Еще одно свидетельство милленаристического характера православного социализма. - Совершенное «общество любви» «будет только в конце времен. Поэтому в христианском социализме останется падшесть, останется грех, останутся болезни и смерть. Это далеко не рай на земле. Однако православный социализм - максимум того, что возможно построить в этом падшем мире в масштабах большого полного общества». То есть этот филиал «рая на земле» будет строиться из наличного греховного человеческого материала, прямо как в фурьеризме,(11) в частности, предусмотрены «отстойники для низших слоев социальной структуры».12 Почему же тогда «православный социализм необходим», несмотря ни на что? - Для того, чтобы православные «навыкли» к коммунизму, который будет в Царстве Небесном («в этом нет никакого сомнения»). «Вот почему столь спасительно воплощение в жизнь православного социализма, пусть даже и на короткое время». Получается, все, кто до православного социализма не доживут или его не примут, погибнут и для Царства Небесного, ибо не приобрели «навыка» общежительства как необходимой для спасения добродетели. А это уже похоже на сектантство.
Суть этого лжеучения очень верно выразил в своем комментарии к статье Николая Сомина культуролог Андрей Карпов: «Социализм - это деятельность по спасению других (не себя). На христианском языке это называется нерадением о собственном спасении. Спасать народ должна Церковь, а не социальная организация. Именно в силу отъема церковных функций социализм оказывается не просто экономическим укладом, а ложной духовностью. Спасение других (множества) неизбежно приводит к греху. Грех совершается в отношении некоторых, на том основании, что они сами грешны, во благо многих. Но с т.зр. Истины путь к благу не может лежать ни через какой грех. Именно поэтому путь к благу лежит через личное страдание, ибо тот, кто отказывается от греха в этом мире страдает. Социализм говорит: я избавлю тебя от страданий, тебе будет благо. Каким образом? Через допущение греха».13 Именно так. Поэтому в западных формах этого же самого социал-христианства мы имеем теперь (на выходе, или в качестве исторических плодов) такие вещи, как «христианский гомосексуализм», «христианский аборт», «христианская эвтаназию» и прочие «избавления от страданий», физических и нравственных («мук совести»). Утопия православного социализма заключается в том, что его сторонники пытаются уверить себя и других, что на православной почве все будет по-другому (не как у протестантов, католиков и фурьеристов). Нет, будет ровным счетом то же самое, то есть гарантированное обмирщение христианских категорий, девальвация всего собственно православно-церковного и подмена его гуманистическими и националистическими имитациями. Потому что весь этот проект изначально (как можно судить по аберрациям самой теории) является «кашей из топора», где топор - это православие, а социализм - каша. По мере готовности продукта, топор вынимается и откладывается в сторону, дабы не мешал потреблять продукт (социализм).14
Подлинное православное учение по этому вопросу заключается в том, что «ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени, как этого желают и это обещают восторженные лжеучители, быть не может. Это возвещено нам Словом Божиим, доказано опытом. Несвободное состояние людей, имеющее многоразличные формы, как это должно быть известно и понятно всякому образованному, есть последствие ниспадения человечества во грех [св. Иоанна Златоустаго толкование на послание к Ефесеем]. Первою властию была объявлена власть мужа; первою зависимостию - зависимость жены. С этой минуты власть сопряжена с насилием, подчинение сопряжено со страданием. Такими они остаются поныне; такими останутся до окончания мира».15 Понимает это, трезво посмотрев вокруг на стада «козлов», и проповедник православного социализма Николай Сомин. Поэтому «ждать какого-то плавного некатастрофичного перехода к нему не приходится»; «эгоисты и люди, ненавидящие общинный образ жизни никуда не денутся...»16 Стало быть, пусть «козлы» пеняют на себя. Ибо Бог ждет, и без православного социализма, хотя бы на один день осуществленного, история не сможет завершиться, и Царство Небесное на землю не спустится...
«Се, Жених грядет в полуночи...» Но если Невеста в коммунизм так и не облачится, то, что же, значит, Он, как у Зощенко, «жениться перестанет»?
Абсурдность такого вывода из теории Сомина и говорит о том, что «православный социализм» - это не Богом поставленное условие спасения Церкви и человеческому обществу, но наоборот, человеческое условие - Богу, навязывание своей воли - Церкви. А это и есть типичный протестантизм как христианский титанизм, только «православного» извода.
1. Сомин Н.В.Православный социализм. Гл.IX.
2. Там же.
3. Сомин Н.В. Почему нам необходим православный социализм?
4. Ср.: «Нет никаких причин считать, что хилиазм был соборно осужден» (Сомин Н.В. Богословские диалоги о христианском социализме. XXI век. Диалог первый. О «ереси» хилиазма).
5. Сомин Н.В. Православный социализм. Гл.IX.
6. Хортон С. Систематическое богословие. Гл. 18. Цит. по изд.: Спригфилд, Миссури, США, изд. «Life», 1999. С.883-884, 890 / Йорген Молтманн, Theology of Hope: On the Ground and the Implications of a Christian Eschatologv, пер. Джеймса Лейтча (New York: Harper & Row Publishers, 1967), 16 / Фингер; Christian Theology, T.I, 74-77; Xaec, What Are They Saying, 10-11; Шварц, On the Way to the Future, 107 / Эрл Полк, Satan Unmasked (Atlanta: К. Dimension Publishers, 1984), 254,264. Майкл Мориарти, The New Charismatics (Grand Rapids: Zondervan Publishing House, 1992), 93. Также см. Эрл Полк, The Wounded Body of Christ (Decatur, Ga.: K-Dimension Publishers, 1985), 140.
7. Ср.: «Нет веры в самом папе. В служителях церкви - разве суеверие. (Попытки обновленного христианства в величайших представителях католицизма, Ламенне, Лакордер)» (Достоевский Ф.М. Записная тетрадь 1864-1865 гг. / Д.,ХХ,189). «Ламенне Фелисите-Роберт (1782-1854) - французский мыслитель; будучи учеником Сен-Симона, проделал эволюцию от ортодоксального католицизма, через отрицание светской власти папы к христианскому социализму и к разрыву с католической церковью. Книга Ламенне "Слова верующего" (1834) была известна Достоевскому: экземпляр ее имелся в библиотеке Петрашевского»; «Лакордер Жан-Батист-Анри (1802-1861) - французский проповедник, член академии. Сблизившись с Ламенне, участвовал вместе с ним в издании журнала "L'Fvenir". Лакордер пытался примирить ортодоксальный католицизм с идеей политической свободы...» (Батюто А.И. Примечания / Д.,ХХ,380).
8. Сомин Н.В. Православный социализм. Гл.IX.
9. Там же.
10. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа / Гегель Г.В.Ф. Сочинения. М.,1958. Т.IV. С.434.
11. Ср.: «подлинная ассоциация - искусство использовать в производстве все страсти, все характеры, вкусы и инстинкты - является новым социальным и промышленным миром» (Фурье Ш. Новый промышленный и общественный мир. / Фурье Ш. Избранные произведения. М.: Гос. соц.-эконом. изд., 1938. Т.2. С.16).
12. Сомин Н.В. Православный социализм. Гл.IX.
13. Сомин Н.В. Православный социализм. Гл.IX. Комментарии.
14. Ср.:«Обладая в избытке богатствами, наслаждаясь вдоволь всякими удовольствиями и идя к богатству путями истины, народы воскликнут в священном опьянении: "Вот пришли дни милосердия, обещанные утешителем, сказавшим: "Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся" (от Матфея, глава V). Через общественную гармонию бог нам являет необъятность своего провидения, и спаситель, согласно своему пророчеству, приходит к нам во всей славе своего отца. Это - царство Христа, он торжествует, он - победитель» (Фурье Ш. Новый промышленный и общественный мир. Цит. изд. С.357-358).
15. свт. Игнатий (Брянчанинов). Архипастырские воззвания по вопросу освобождения крестьян от крепостной зависимости. От 6 мая 1859 года / Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. Изд. «Паломник», 2006. Т.2. С.399-400.
16. Сомин Н.В. Православный социализм. Гл.IX.
*Из книги: Александр Буздалов. Парадоксы и мифы «православного социализма».
Post Scriptum.
Герман Соколов. Zемля и vера - у истоков новой Евразии. http://stihi.ru/2022/04/15/2799
* Идея Москвы, как Третьего Рима, впервые была сформулирована в двух посланиях конца 1523 - начала 1524, старцем Елизарова монастыря Филофеем, адресованным великому князю Московскому Василию III Ивановичу. Он ставил его в один ряд с византийским императором Константином Великим, говоря: «Глаголю: блюди и внемли благочестивый князь, яко все христианские царства соединятся в единое, яко два Рима падоша, а третий устоит, четвёртому же не бывати… Уже твоё христианское царство иным не останется, по великому Богослову (Иоанну)». Падение Константинополя в 1453 году, понятое как Божья кара, ещё больше укрепило эту идею среди православных. Из того, что сосуд разбит, ещё не следует, что должно иссякнуть его содержимое: истина, хранимая в сосуде, - бессмертна, если в неё верить. И, посему, разбитый сосуд должен быть заменён новым. Им и стала Москва (Русь) – Третий Рим.
Таким образом, «Третий Рим» не синоним слова «империя» в социально-политическом смысле, а означает лишь вековую преемственность православной традиции - «Царство Божие внутри вас есть» (Лук. 17:20–21) - и суть: духовное, метафизическое понятие. Можно, конечно отказаться и от этого определения или изменить его, допустим, на «второй Константинополь», – важно только, как сказал бы Александр Дугин, нам «обозначить вектор развития русского Логоса», который он характеризует как «археомодерн»: исторически, при Петре I мы восприняли западную составляющую, т. е. «модерн», сохраняя при этом свою «архаику», что включает в себя не только христианское мироощущение, но и языческие верования – Ведическую традицию с непрекращающимися и по сей день поисками «прародины славян», «доказательств» существования рунической письменности и т. д... Главная проблема в том, что в России переходы от одного к другому (от язычества – к христианству, от общинно-родового уклада к «европейскому») всегда были очень резкими и – в результате травмирующими душу народа, что порождало рано или поздно «ответку» в виде бунтов, революций и т. д. И это всё по-прежнему остаётся, к сожалению, незалеченным на уровне бессознательного в каждом из нас (не только русских). Однако, в США, где всех вновь прибывающих погружали в так наз. «плавильный котёл» (melting pot), стремясь «максимально ассимилировать», дела обстоят ещё хуже: испаноговорящие латиноамериканцы ( в основном – мексиканцы у которых исторически есть что и кому предъявить - «за Техас») повсеместно вытесняют англосаксов с их «культурой и традицией». Негры выкатили счёт за длительное использование рабского труда, в Майами давно уже ведут «свой бизнес» кубинцы, которые не приняли революцию Фиделя Кастро - и т. д. и т. п… Фактически, Америка, - это «государство без корней», основанное в семнадцатом веке «с чистого листа» по преимуществу голландскими и английскими протестантами на сегодняшний день имеет мало шансов обрести какую-либо скрепляющую «почвой и кровью» идею, а старая уже «не работает». Но – все народы живущие в России имеют здесь свои корни, как и - общую историю с русскими. События, связанные с началом военной спецоперации на Украине ещё раз подтвердили это.
С другой стороны, либеральная идея на волне усиления русофобии рискует окончательно трансформироваться в «обыкновенный фашизм» или так наз. «инклюзивный капитализм». Принципы на которых будет строиться «дивный новый мир» озвучил Клаус Шваб, бессменный руководитель Всемирного экономического форума (ВЭФ) в книге «Covid 19: Великая перезагрузка». За спиной этого достойного мужа снова торчат уши семейства Ротшильдов, принца Чарльза, иезуитов (а точнее – папы Римского, Франциска) и прочих «заинтересованных лиц».
А что же, Европа?
Со словами «Бог умер», которые изрёк однажды Фридрих Ницше, кончилась и западноевропейская философия. Эпитафию к ней под названием «Бытиё и время», пристально «вглядываясь в бездну», написал Мартин Хайдеггер. Во Франции же в качестве небольшого дополнения была издана «Тошнота» Ж. - П. Сартра… И вот, мы видим чем стал в ХХI веке «Общественный договор» Руссо, поддержанный когда то «антиклерикальным» сарказмом Вольтера, Дидро и прочих «энциклопедистов». - Республикой под названием «Charlie Hebdo». Так называемая «англиканская церковь», созданная неутомимыми стараниями королевы Елизаветы I и «усмирителя» Ирландии Кромвеля «ныне и присно» благословляя всех толстосумов дающих милостыню бедным и пожертвования на храмы, пустила свои корни в Америке, вытеснив из бывшей колонии католиков и прочих подвизающихся «на ниве духовной». Рынок – с, господа, ничего не поделаешь. Про «общественную собственность на средства производства» – забудьте.
Спустя каких-нибудь 50 лет после окончания Второй мировой войны фаустовская цивилизация (по Шпенглеру) ещё «на шаг» приблизилась к своему закату в результате принятия навязанного ей США «атлантического проекта». Политика толерантности привела к усилению мусульманского фактора, а разного рода меньшинства в конце концов стали претендовать на статус большинства, учитывая рост своего влияния в разных сферах общественной жизни и скорость распространения ЛГБТ- идеологии, поставив тем самым под вопрос само существование традиционных ценностей и демографическое выживание европейских наций. История с Covid опять всколыхнула мир, окончательно похоронив «классический» капитализм с его последней попыткой восстановить «ржавые пояса» национальной экономики в лице Дональда Трампа. Теперь мы имеем ту самую «инклюзивную» версию, сочетающую в себе агрессивный сплав ТНК, финансов, IT – корпораций и, по факту, – все оттенки коричневого.
*******
…Мы поняли про многое и многих,
едва начав сраженье zа Донбасс:
пока не время подводить итоги,
но, ясно сколько тех, кто – против нас.
Пылающим мечом своим сурово
плевелы зла сжигает Серафим –
пусть род славянский возродится снова
а, те, кто в Правде следуют za ним -
и, замолчат безжалостные боги:
весь этот мир спасать нам не впервой -
наступит время подводить итоги,
когда с vойны вернёмся мы домой.
«…нет больше той любви, чем отдать душу свою за други своя…»
Zемля и vера: новая Евразия.