Он любил её до хрипотцы, до немого тона,
Справлялся о её здоровье, когда ждал с роддома,
Писал такие письма, что в горле кома.
Не спит и не дышит больная слеза.
Он носил ей конфеты и заваривал кофе,
И если б умел, играл ей на арфе
Где-нибудь в Петергофе,
Завязывал шарф ей
От боли по стенке тихонько сползать.
Называл её умницей, ненаглядной,
Ей к лицу всегда шли любые наряды,
Преподнести красиво умел ей тирады,
Заперев счастье в клетке на тяжёлый засов.
Целовал её в алые, нежные губы,
Считал минуты, пиная сугробы,
Не мёрз он зимой, поджидая автобус,
И жил бы он с ней миллионы часов.
Но годы летели, беда за бедою,
Она пожелтела и стала худою,
Дрожали два сердца, ни то, так другое.
И врач ей выносит смертельный вердикт.
Скулили собаки, он плакал от горя,
Дарил ей цветы, оставляя в фарфоре,
Никто и подумать не мог, что им вскоре,
Обоим цветы будут ставить в цветник.