Есть человек, чья воля крепче стали
И дух его - незримыми весами,
Фемидою стоит над грешным миром,
Чей меч и взор - неоспоримы.
Он в каждом нашем шаге, в каждом слове,
В тени дневной и в мрачном, ветхом доме.
Он в окриках души, в зеркальном отраженьи
Он в мужеских глазах, в огне сражения.
Есть человек, чья воля - власть, - устами,
Слагается из песен и перстами,
Ласкает иль клавиры иль смычок;
По трубам разветвляется толчок.
Есть человек, но есть ещё личина:
Трусливая, ленивая кручина.
Как узник замурованный под гнётом,
Из тысяч оправданий, лжи помётом.
Он двойственно сопутствует, шагает,
Из следа в след, порой - опережает.
Как падальщик, шакал, он воет денно,
Смеется и скулит самозабвенно.
Но эти ли Титаны, что с истоков,
Стоят всяк на черте своих порогов?
От сажени косой черпают удаль,
Иль скрежетом зубов всё бродят одаль?
Увы; как бы хотелось вот так просто,
Дуальность расчертить, убрать что сложно,
Но тройственный венец жизнесложенья,
Как пёрышка незримое скольженье.
В нас входит с каждым вздохом и иное:
Извечное, предвечное - живое.
Семь струн по мере лада, каждый тронув,
Оно сгущает, растворяет, переводит.
И эта капля ночи в млеке света,
И бисер первых звёзд во мраке лета.
Сшивает троезначность мироздания,
Дарую полноценность созидания.