Июльский вечер духотой жестокой
Меня загнал в тень малахитовых аллей,
Где томной прелестью и думою высокой
Раскинулись ветвя столетних силачей.
Ах, если можно было передать словами
Той тени упоительную сласть,
Ее живительную хладость,
Ее волнующую страсть.
С прохладцей ветра дуновенье
Сравнимо лишь с морской волной,
Такой же трепетной и нежной,
Такой же бурной и безбрежной,
Дающей радости покой.
Дубы, раскинув руки-крылья,
Задумчиво листвой шумят,
Их благородные коренья
Уйти, как - будто бы хотят.
Тропинка вьется – вот причуда,
Сейчас ведет она меня
В ту даль, где тихо у ручья
Склонились ивы и, журча,
Льет миру жизнь поток ключа.
А ведь когда-то рождена была тропинка вековая
Таким же путником как я, в тени аллеи утопая;
Он также, может быть, в теши нетленной
Искал покой от юности мятежной.
А может, той тропой красавица ходила
Или девчушка уток вброд водила,
Шагая босиком по утренней росе,
С хлыстом в руке и розою в косе.
И мысленно перебирая старины картины,
Увидел у тропинки я «комочек глины».
То был птенец – мои друзья,
Свободы вольности любя,
Он как Колумб пытался мир познать,
Открыть его и волной птицей стать,
Парящей в вышине средь белых облаков,
Скользящей с легкостью, без страха и оков.
Он как Икар, хотел, взмахнув крылом,
Подняться к солнцу и его теплом согретый
Петь миру песнь, восторженный рассветом,
Играя меж ветвей серебряным лучом.
Рожденный для небес и жаждущий полета,
Мечтающий взлететь с бесстрашьем Дон Кихота,
Безумью он ответил – да!
И что же – выпал из гнезда.
И вмиг разбились все мечтанья,
Осталось только состраданье,
К тому, чье время взад идет,
А рядом бродит серый кот.
Вы покорители вершин,
Глубин морских, пустынь безводных
И Арктики снегов холодных,
Ища в душе адреналин,
Стоите над рекой бездонной,
И воды той реки холодной,
Несут в себе страданья тех,
Чья храбрость и святая вера,
В безудержность души и тела,
Достойны лучшего примера.
Но снова собираясь в путь,
Чтобы постигнуть жизни суть,
Достойные сыны Творца
Не забывайте про птенца.