сны. красота
***
Господи, мы прочитали в одной газете
что твой дух находится в каждой молекуле, в каждом предмете,
в каждом слове
и тот, кто постигнет суть простоты, станет рядом с тобю
что в зеленом стекольном и свекольном жидком
отражается суть твоей полуулыбки
но углы всех столов так упрямо-грубы,
так отчаянно пахнут табачным женщин губы
так те полбуханки, что ты посылаешь в помощь
говорят о готовной сути, трехмерной форме
***
был Бог. он однажды промолвил слово.
потом передал его прочим
и вот один безответный летчик
решил, что он будет играть, сколько влезет в фразу
ни курсор, ни мышь он заметил не сразу
и по всем распорядкам вольных скитальцев
он и затеял танцы
расковыряв живое, которое волнует многих,
летчик - безумец
провозгласил себя богом.
***
здравствуй, оракул, бессильно ползущий по всем карнизам
скаты остывших крыш принимая за адские кущи
волочащий по шиферу боа, игрушки
бросает конфеты. а мы их подбираем. пусть уж.
все шоколады заедаются коркой хлеба
неба не будет только прозрение. слева-
рваные тучи порочат осколки зданий.
справа - ненужная девочка . и подо всеми слоями
прозрачными и не слитыми в единое цело-
е есть объяснения, есть перемены, прицелы,
новости, углеводы и минералы. мы слушали долго, оракул. теперь предсказаний мало
паузы - преступление между твоими бросками
.
ты мнишь себя ангелом только летишь не с нами
крылья пронафталиненные - кокетливыми веерами
гадливый, порочный пророк с тремя именами
последнего высекут - или садо_мазо ремнями
или из камня,
подоночка с поблевшими от героина глазами
сверкающего кольцами в люме полночных клубов
падающего в пространства подвалов, в трубы
в трубки, в дудки, в прятки, в страны третьего рима через вену и без оглядки
твои экипажи уже визжат тормозами несут с корабла на все бля, на четыре, но только не с нами
и всю крастоту - в пустоту, прикрываясь чужими словечками, строчками...
когда за валокардином поднимаются все полуночники
(страшно дышать чужими смешками и смогами)
ты истерично помассируешь проточными водопроводными водами взбаломошные уши
и выйдешь на сцену крыши -
на хер не нужный миру, скейтборду и прочим эквивалентам
раскланяешься, кивками отчитывая моменты
до приходов непроизвольных слов от которых чернеет лето
и вниз сорвешься под шквалы воображаемых апплодисментов
самоубийств на его счету - без счету
сфинкс-самородок вычертил график своими назойливыми полетами
и наши кардиограммы с ним вполне совпадали
когда мы, проснувшись, взахлеб давилась его,
растворенными в общем стакане,
следами
***
речетативы мне твои, читки,
хлебом окровавленным
разделанным телом рыбы
странной походкой по лезвию (почти) безопасной бритвы
в город, рожденный мертвым. улыбки
не сходят с формалиновых глаз. движем
к иллюзорным эйфелевым башням,
странам третьего рима
роняя четки - станцуем
последнее танго в париже
армагеддоны нам - как разминка перед последним матчем
и первые ласточки
пикируют с крыш и маячут
сигналы их безответны и не по нраву
и когда ты, мой друг, был замыкающим в клине, я была пятой справа,
и когда опиатно-кровавые нервы
разметывали по домам хлебом, дурью,
ты был на стороне неверных, нежась в гламуре,
и нам теперь не достать ни луну, ни люстру
ночь украшают лишь стразы экстазы поллюций
и не дает отсрочек ни пульс, не время
оно поцелует тебя, мой летчик,
кровавым скерццо,
асфальтом -
в темя