Отрывок из романа Любовь, Отечество и вера

Павел Кислов
          498
Он сквозь сон стрельбу услышал,
Лёжа думал: "Что к чему?"
Встал, оделся, тихо вышел,
Днём всё было по уму.
Застрочили пулемёты,
В мыслях сразу самолёты,
Пушек вдруг дудукнул залп,
Как обвал породы с Альп.
Выход войск из окруженья?
Может, выброшен десант?
В думах мялся, как курсант.
Много же вооруженья.
И вдруг крик: "По-бе-да! Мир!"
Это жизни, счастья пир!

          499
Александр вновь в квартиру!
Телефон вовсю звонил.
В трубке голос, словно миру:
"Гитлер лоб на пень склонил!
Мир Вам, гвардии полковник!"
И Покрышкин, как чиновник,
Чётко поблагодарил,
И "спасибо" подарил.
Сам со вздохом сел на лавку...
Думал: Вот настало то,
Что сломать не смог никто!
Мы любую сдержим давку
И дадим отпор врагам,
В их "сараях по рогам!"

        500
А стрельба не утихала,
И Покрышкин вышел вновь.
Небо в трассах полыхало,
Жизнь звала! Звала любовь!
Всем на улице знакомым
Руки жал и незнакомым!
Вскоре лётчики пришли,
Всё на стол, чего нашли!
Вновь в Покрышкиной квартире,
Радость всем рвала сердца,
Что дожили до конца
Ярых схваток! Будем в мире!
Все в Союзе поживать
Да богатство наживать!

        501
Ночь прошла в сплошных салютах,
Наступил прекрасный день,
День Победы в абсолютах,
Остальное - дребедень!
Праздник всех народов мира,
Шум, восторг, трещит квартира!
А потом, как и всегда,
Осмотрели города.
Гроссенхайн, на Эльбе Ризу,
Прагу, Дрезден и Берлин!
Да, Разрушен исполин,
И никто не просит визу!
Посмотрели на Рейхстаг,
А над ним Советский стяг!

           502
Не найдя, где можно б было
Посидеть, перекусить,
Да и радость возбудила,
Суть природную вкусить.
Благо, были всё ж запасы,
Ведь Герои это, асы,
На машинах, не пешком
И с солдатским вещмешком.
Где то, вроде за Потсдамом,
Расстелили на траве,
У леска скатёрки две,
Посмотреть бы это дамам.
Пожалели, видно бы,
Что без них такие лбы.

         503
По-открыли вмиг консервы,
Резать начали уж хлеб,
Успокоить малость нервы,
По сто грамм подносит Глеб.
Тут Покрышкин оглянулся,
Замер с рюмкой, улыбнулся.
Он увидел из кустов
Взгляды, семь открытых ртов.
Белобрысые головки,
Глеб хотел их отпугнуть,
Приготовился шагнуть,
Зная детские уловки.
Но Покрышкин их позвал,
Одного поцеловал.

        504
Дали им по пайке хлеба,
Три консервы семерым.
Это же, как манна с неба,
Как тепло от Крыма в Рым.
Не жевавши те глотали,
Друг у друга с рук хватали,
Лопотали горячо,
Дали им в запас ещё.
А Покрышкин в мыслях дерзких
Вспомнил, как был потрясён
И навечно удручён
Русским горем в глазках детских:
..."Мальчик встал, открывши рот,
Весь разорван был живот.

         505
Губки детские дрожали,
Кровь почти что не текла.
А кишки у ног лежали
В блёстках битого стекла.
Взгляд его сказал о многом,
Хоть Покрышкин в горе строгом
Видел смерть уже не раз,
Но такое - в первый раз.
Губки мальчика синели,
И он медленно упал,
Этот в душу факт запал,
И фашистские шинели,
И мундиров гадкий цвет -
С той поры в душе, как след."

          506
...А рассказ про пополненье:
"Фрицев сотни молодых,
Не познав ещё сраженье,
Не вкусив удар под дых,
Над жильцами изгалялись,
Те с мольбой в ногах валялись
С просьбой деток покормить.
Их за то нельзя корить!
А в ответ: Свидетель Небо!
Фриц, откормленный, дебил,
Пальчик сразу отрубил,
Не подав ни крошки хлеба.
Мальчик крошку ухватил
И мизинцем заплатил".

        507
...А ещё рассказ: "Под Брянском,
В с. Короткие был акт.
На века в уме крестьянском
Вопиющий этот факт:
Утром к ним вломились фрицы,
Брали чистенькой водицы
Из колодцев про запас.
А потом буквально враз
Всё, что нравилось, забрали.
Всех убили стариков,
Баб больных и мужиков,
Дети малые орали!
Тут приказ, ни что-то дать:
"Всех в колодцы покидать!"

       508
Побросали ребятишек,
"А девчушек ни-ни-ни.
Тех и так в воде излишек,
Эти, нам милей, одни".
...И ещё рассказ о брянских,
О невинных, партизанских.
Их расстреливал там враг
И бросал зимой в овраг.
Так вот двое по дороге,
Вновь в село: "Ты посмотри!
Ей лет пять, а брату три,
В нижнем только, босоноги!"-
Дед старушке так кричит,
А та плачет и ворчит:

        509
"Ведь средь трупиков очнулись.
Видно, выползли, и вот -
К нам идут, мороз, согнулись,
Мальчик ручкой жмёт живот.
А сестру в плечо задело -
Окровавленное тело".
Этот их кровавый путь,
Снова вызвал в людях жуть.
И к ним вышли вновь фашисты,
Офицер из войск СС
Приказал убить и в лес
Снова бросить в снег пушистый.
И два выстрела, в упор,
Люди плачут до сих пор.

          510
...Видя страшные картины,
У гвардейцев зло и месть.
Это нелюди, скотины,
И не ведают про честь.
Яков Жмудь узнал в Ногайске,
Точно так же, как в Батайске,
Многолюдный был расстрел,
Мать, отца, что постарел,
А затем жену и деток,
Всю родню, до одного,
Не осталось никого,
Всех девчушек, малолеток.
Плакал слёзно Яков Жмудь,
Ухватив себя за грудь,

         511
Причитая: "Сын остался
Жив, у мамы на руках,
В тот момент за грудь держался,
С ней упал под возглас: "Ах!"
Так пока живым оставлен,
Между трупами придавлен,
С ртом открытым, как малёк.
Офицер его извлёк,
Ухватив рукой за ножку.
А услышав детский крик,
Вдарил с маху о бастрик
И забросил, словно кошку.
К маме подтолкнул пинком,
Руки вытерев платком".

        512
..."Бей врага в любое время,
Он пришёл к тебе домой!
Коль пришло такое бремя,
Бей, хоть ты старик больной!
Хоть пока ещё подросток,
Для врага ты - недоросток!
Ввек останешься таким,
Им оплёванным, плохим!
Он тебя ценить не будет!
Для врага ты третий сорт!
Искалеченный в аборт!
Он убьёт тебя, забудет!
Если вспомнит, то со зла,
Как плешивого козла!

        513
Докажи, что ты есть воин!
Что Советский человек!
Что ты этого достоин,
Служить Родине свой век!
Мать врагу не дай обидеть,
Дочь поруганной увидеть!
Не отдай врагам себя,
Ведь кастрируют тебя!
Чтоб не видеть лица немцев,
Чванства, радостных затей,
Как насилуют детей,
Как бросают в жар младенцев,-
Бей врага! Врага убей!
Сам умри - врага убей!

        514
...Есть слова для нас Христовы:
"Полюби и не убей!"
Мы их помним, век готовы
Соблюдать, но то людей,
А ведь это же не люди,
Служат Гитлеру-иуде!
Убивают наш народ,
Славят лишь свой жадный род!
Их же свастика - кощунство
Над Крестом и над Христом,
Это все поймут потом,
В души им проникнет чувство
Скоро вековой вины,
После Мировой войны.

       515
Мир на них огнём задышит:
"Немцы - сволочи! Зверьё!
Каждый, бомбы сбросив, ищет
Иль шпану, или старьё.
Так они здесь называют
В сёлах люд и убивают.
Вот в селе, невдалеке,
Дети плавали в реке
И у берега купались.
Так они, как всех везде,
Расстреляли их в воде.
Хохотали, наслаждались:
Радио был перехват:
Пел фашист, нацист и хват.

        516
И клянутся наши асы,
Что такого никогда
Не допустят в чьи-то расы,
Зверства подлого следа.
И другое вспоминают,
Всё, что слышали, что знают,
Что с рассказов, что с газет,
Что от тех, кого уж нет.
Обо всех сиротах мира!
О немецких в том числе!
Все ж народы, как в котле.
Боже! Пусть всем льётся лира!
В души детские, в сердца
Счастье жизни без конца!

        517
Рассуждали или, или,
Но должны иметь все честь!
Ребятишек пригласили,
Чтоб отдать всё-всё, что есть!
Их отцы, как тараканы,
Что бегут в другие страны.
Утверждали все друзья:
"Забывать их грех нельзя!
Проявлять не надо жалость!
В мире, хоть кого спроси,
А особо на Руси,
Не простят им даже малость!
Наказать их суть должна,
Рано ль, поздно ль, но - сполна!

        Павел Кислов.