Посмотреть я решила свои стишки…
Сколько сорных слов! Все одни и те же.
Выделяю нарочно, предвидя смешки,
Чтоб запомнить слова и использовать реже.
ВОТ КАКОЙ-НИБУДЬ текст ни возьмёшь,
Обязательно встретишь ТАКОЕ слово,
Что по СМЫСЛУ и коже мурашки, и дрожь,
Но «по коже» неверно, и фразы не новы.
А по графике смотришь – ИБЬЮТ по глазам!
Режут слух, надо вслух их прочитывать чаще.
И опять возвращаться к школярным азам,
Не не дай БОГ войти в каламбурные чащи.
ДЕЛО В ТОМ, что прельщает писательский зуд,
И УЖЕ попадаешь в словесное поле,
ГДЕ тебя поневоле КУДА-ТО несут,
КТО несёт непонятно. Но БОГ эпистолий
Или дьявол. А в раже поди разбери,
Если МЫСЛЬ зацепила и тащит КУДА-ТО,
И ОПЯТЬ нахерачишь стишков тридцать три,
Тридцать пять, тридцать семь –
Все же дети, ребята.
Прямо жалость берёт – схоронить их в столе.
НУ не Зря же моргают, ручонками машут –
Бубликуй нас, а то мы погибнем во мгле,
А могли бы служить освещением башен.
И с КАКОЙ-НИБУДЬ собственной высоты,
ПОТИХОНЬКУ мигать, чтобы было не вредно.
ТОЛЬКО книжная речь, зачастую – ПОНТЫ,
Разговорная речь не всегда исповедна.
А ведь ХОЧЕТСЯ точно себя отразить,
И ПОКА приплетается всяческий мусор,
Надо взять его, выкинуть и обнулить,
Не писать или снова учиться на курсах.
ТАК зачем же я щас продолжаю письмо?
А не все сорняки записала на память.
Запишу их, ПОТОМ посажу под замок,
Наконец-то вздохну, прекращу балаганить.
А КОГДА накрывает суровый сурьёз,
ВОТ ТОГДА это признак высот и поэзий,
Но стишок – мой ребёнок ещё не дорос,
И ПОКА он извёлся от энуреза.
Но ЗАТО, КАК БЫ, время своё провела,
Провела – обманула в ТАКОЙ мукомольне.
Колобок я слепила, КОТОРЫЙ смогла,
Не сказала о том, что действительно больно.