Все больше дней памяти, все меньше открытых дат.
Ее друг все реже бывает пьян, зато очень часто слегка поддат,
Оттого суров. Оттого уже не вопрошает, где правда, брат,
А просто идет и сеет свой внутренний лен, свой вертикальный сад.
Берет и делает. А память все так же привычно зла.
Стирает важное. Но трепетно бережет козла,
Которого каждая обязательно спасла, накормила и увезла
Из родного N-ска в свой сити, и он был, конечно, за.
А потом зазнался, зажрался, все чаще игнорировал тормоза...
Она думала, пила кофе, заглядывала в глаза.
Видела серое. Думала, а где лазурь, где та самая бирюза,
Где? А там кадиллак, виски с содовой, смерть, прозак...