* * *
Синхронна боль, а расставанье — донно.
Когда был сослан в думу как недуг,
мог табунами речи не долдонить,
пока к взаимной чистке не сведут.
Мог распороть и снова сшить желудок,
не оставляя швов на рубеже.
Пока в пещерном по колено блудят,
тень на стене есть повод не разжечь.
Вегетарианцы шепчутся по кухням:
«Нам больше снится мясо, чем душа».
Но как Господь под кедром упакует,
никто с крыльца не сможет отдышать.
Двухмерный план проходит в душах дойных.
Течёт, как Волга, в свете полной тьмы.
Пока в себе был жить не удостоен,
девять планет мог в думах полонить.
Слишком горяч язык их — как Везувий, —
здесь детородный признак не при чём.
Когда ж вернусь в былого — увезу их,
как в чёрной книге Космоса прочёл. —
Страдать и рваться, распадаясь в жажде, —
быть абсолютно в топе в свете дня.
И кто себя и жизнь свою просаживает —
просто других не хочет обеднять.
Воссоздавая — создают не мену, —
Богемской вазой то не назовут,
что, как будильник, в сердце возымеют,
чтоб, как на службе, — входить в донный звук.
Продукт любви как страсти неприкрытой
нырнёт три раза, вынырнув в руках,
чтоб, совмещая бога и корыто,
как на карнизе б голубь ворковал.
Всесильный Бог любви и подозренья
пропишет в метрах — не пустяк в роду.
Покамест очи под лучами зреют,
защёлкнув в створку, — в памяти скраду.