Светлая терраса, похожая на божественный пьедестал. Утонченные колонны, окутанные лёгкой, почти невесомой телесой ткани. Она развевается подобно тому, как бы плескался ветер, если его возможно было увидеть. Белизна вокруг сообщала о гармонии и чистоте.
А чуть поодаль резвились волны моря. Он любит это место в Черногории всем сердцем. Потому никак не может оторвать взгляд от вздымающихся клубов морской пены. Песок приобретает особенно золотой оттенок в часы рассвета. Он привык вставать ни свет ни заря, чтобы как следует насладиться полутонами утреннего моря.
Она сидела, откинувшись на стуле, накрытым белоснежной тканью. Тут все было чистым. Духовным и умиротворенным.
Также здесь неприемлемо говорить. Громко и задиристо. Нужно в тишине лечить друг друга своим словом, своим голосом, своей мелодией.
Сюда приезжают, чтобы выпустить на свободу изможденную душу, чтобы дать недосказанности испариться, чтобы все преграды окончательно исчезли.
И они исчезали. Когда он, сам того не замечая, клал руку на её плечо и прижимал к себе чуть сильнее. Принимал её.
А она принимала его. Закрытого, забытого, с притупленными чувствами и эмоциями.
Здесь они лечились от повседневных недугов.
Она - от слепого гнева, душевного разлада и вечных сомнений.
Он же оживал. Подобно японской сакуре по весне. Его воскрешал золотистый песок, уютное море и дом с божественной террасой. И, кажется, ещё что-то, о чем он и она старались никогда не говорить вслух.
А об этом и не нужно было говорить. Нужно было просто сидеть и как заколдованные пялиться в горизонт. Будто они никогда не видели моря. А ведь там, на небе только о том и говорят, какие здесь рассветы, какой закат.