Восхождение

               
                ВОСХОЖДЕНИЕ.
(по мотивам труда
о. С. Булгакова
"Свет невечерний").
   Положи меня, как печать на сердце твое,
                Как перстень на руку твою.
                Ибо крепка, как смерть, любовь,
                И люта, как преисподняя, ревность;
                Стрелы ее- стрелы огненные;
                Она пламень весьма сильный.
                Большие воды не могут потушить любви,
                И реки не зальют ее.
               
                Песнь песней.
               
                Напутствие  (вступление).
               
                «Искателю идеи  совершенства,
                Безумцу , что стремится вслед за тенью,
                Тебе , кто пестрый мир земных мгновений
                Счел знаками священного начала,
                В сосуде мудрости хранимого глубоко ,
                Как кровь Христа в невидимом  Граале;
                Певцу любви , кто на дорогах жизни
                В явлениях , вещах , именованьях
                Лишь слабый отблеск света различает,
                Стремится за обманчивой мечтою,-
                Но тщетно! - Милый призрак ускользает,
                Как легкий шелк одежды юной донны
                На ступенях соборного портала;
                И в глубине сердечных средоточий,
                Где стебель расцветающего счастья
                Опутала , подобно повилике,
                Немыслимость земного обладанья,
                Внезапно поселяется тревога
                От долгих и бесплодных ожиданий
                Один хоть взгляд ее поймать невинный;
                Приверженцу возвышенного духа,-
                Тебе стать должно в тайну посвященным,
                Как в прошлом мудрецы адептов веры
                В гностические тайны посвящали.
                Они их оставляли до рассвета
                На тихом берегу морской лагуны
                Вблизи цепи вершин высокогорных,
                Чтоб те зари восхода ожидали,
                Когда края оплавив горизонта,
                Лавина золотая излучится
                И бурными потоками затопит
                Гористых кряжей дальние отроги,
                Альпийские луга крутых предгорий,
                Изломы скал прибрежных зажигая
                Слепящими огнями хризолита;
                Когда лучи сквозь зыбкую преграду
                Скользнут на дно разбуженного моря,
                Где сонно-неподвижные кораллы
                Вдруг расцветут ,  как утренние розы,
                Как пламенники в чаше драгоценной,
                Чтоб новообращенные постигли
                Святой алтарь Владычицы Предвечной
                Смотрящей на него небесным оком
                Сквозь пар материи времен и расстояний.
                Но отведи глаза свои скорее-,
                О смертный!-, встретив взгляд Богини света.
                Ведь и земная тень ее , Джиневра,
                По тронным восходившая ступеням,
                Невольно паладина заставляла
                Быть встреченной коленопреклоненно.
                Лишь языками пламенного духа
                Кто смог восстать из праха смертной плоти,
                Вознесши жизнь на жертвенник служенья
                Извечной красоте и совершенству,-
                Тот , в ком стихия огненная дышит,-
                Не отведет испытанного взора,
                Затем , чтобы в пылающем горниле
                И радость , и безмерное страданье
                В единый слиток золота отлились.
                Тогда , свой путь служенья завершая,
                Взойдет к недосягаемым он высям
                И дар возложит к горнему подножью
                Жены , в сиянье солнца облеченной.
                И в час блаженный тихого заката
                Склонится над своим она слугою
                И гордую главу его под небом
                В триумфе лавром звездным увенчает.
                А ты , сердечной муки крестоносец,
                На подступах к  Небесной Палестине
                Следы Святой Мадонны потерявший,
                Изверившийся в цели недоступной,
                Которого Создатель не сподобил
                Божественно-провидящего дара,
                Кому душевный сумрак затрудняет,
                Подобно дыму едких испарений,
                Ползущих вверх из темного ущелья,
                Крутой подъем к невидимой вершине,
                Но кто всем сердцем жаждет восхожденья,-
                Стопам его крылатым ты последуй,
                За ним иди по солнечным ступеням,
                Чтоб в зареве огня не мог ослепнуть
                И в бездну мрачных мыслей не сорвался».
               
                Так юношу напутствовал когда-то
                Один мудрец , не чуждый тайн сакральных,
                И романтизм мистических исканий
                Внушил ему настолько , что мечтатель
                Сподобился услышать откровенья
                Прославленного в вечности поэта,
                Прошедшего ступени мирозданья;
                И описал ступенчатым их слогом
                По образцу высокого искусства,
                Ему в своем рассказе подражая.
               
               
               
                Часть 1.
               

                Устав в пути от долгого скитанья,
                Однажды в храм войти я захотел,
                Как в отчий дом сын блудный к покаянью.

                Был сумрачен пустующий придел.
                Едва лучи сквозь окна проникали,
                И лик святых на витражах тускнел.

                Давно ли эти стены здесь слыхали
                Мольбы , молитвы, пение хоров,
                И  как бы рукотворные скрижали,

                Хранили фимиам священных слов,
                Стремясь узнать того , кто обратился
                Из тьмы души к твердыне их основ.

                И  я воззвал: « О Ты , что воплотился
                В  живое Слово ! Дай мне верный знак,
                Что лишь в тебе свет истины открылся.

                Скажи , постичь я должен как
                Твое присутствие , твои предначертанья,
                Пути твои ,  на  коих смертный враг

                Увидел жертвы крестное страданье,
                Но побежденный , сверженный в шеол,
                До сей поры колеблет мирозданье?».- 

                Так я  взывал ; и  вдруг святой посол,
                Увенчан лавром , радугой сияя,
                Из царских врат неслышно изошел.

                Я  замер , славный образ узнавая
                Поэта. Так меня потряс
                Внезапный свет , наполнивший до края

                Пустынный храм ; притвор, иконостас,
                Мраморный пол, колонны так сверкали,
                Что показалось, будто бы тотчас

                Восхищнным я стал в такие дали,
                Где только трепет сердца или крик
                Восторга обитал вначале.

                Так, словно вновь из праха я возник
                Закалом  в этом солнечном горниле.
                «Я буду твой бессменный проводник»,-

                Изрек поэт.- «Но не страшись, не осудили
                Тебя архангелы на странствия в аду,
                Где мы вдвоем с Вергилием кружили.

                Всем разный путь начертан на роду.
                Но кто Христу вослед дошел до ада
                И видел муки смертной череду,

                Всходил до звезд,-тому одна отрада:
                Чекана совершенного печать
                Иметь ключом космического лада.

                Так пусть же эта Божья благодать
                Укажет к Солнцеликой ту дорогу,
                Где Ей, Предвечной, должно пребывать.

                Ступай за мной. Оставь теперь залогом
                Земную тень волчице, рыси, льву,
                И душу вверь всеведущему Богу».

                Я посмотрел в ночную синеву.
                Еще зари не рдело покрывало,
                А горний свет уж брезжил наяву.

                Но тень сомнения меня одолевала.
                «Как? Бросить мир земного бытия
                И тенью стать чужого пьедестала?»-,

                Мелькала мысль. « С прискорбьем вижу я,
                Что истина от глаз твоих далека,
                Как некогда Флоренция моя",-"

                Поэт так продолжал.-« Внемли пророку :
                Суетность побеждает Божья власть,
                Коль ты доверен ей, а не пороку.

                Суров сей мир. В нем трудно совмещать
                Благополучье и свободы путь тернистый.
                Ответь же мне: ты должен выбирать!"

                И вдруг я вижу Девы лик пречистый;
                И слов тех в подтвержденье просверкал
                Над головой венец ее лучистый.

                Податлив став, как плавленый металл,
                Я к алтарю ее склонив колени,
                Поэту так покорно отвечал:

                « Сподвижник Бога, ты, что смертной сени
                Смог избежать, над роком господин!-
                Я твой слуга. Веди меня, мой гений!».

                «Прилив души поднялся из глубин,-
                Ответил вождь.- Твое освобожденье-
                Весенний ледостав в обломках льдин.»

                Но вот звезда мелькнула в отдаленьи.
                -"Уже нам предуказаны Творцом
                Высокие ступени восхожденья",-

                Заметил он. Я бросил взгляд кругом
                И видел, как навстречу нам мерцает
                Созвездие, простертое крестом.

                -Полней, чем символ Жертвы проявляет
                Присутствие живого Божества,
                Им космос сотворенный не вмещает

                Далеких звезд подвижная листва
                В залог весны, нам данной в отраженье,-
                Связует два различных естества,-

                Вещал поэт. И слов тех  изреченье
                Сливалось с созерцанием высот
                В моей душе по мере восхожденья.

                Я видел этот плавный хоровод
                Мерцавших сфер, гармонию вселенной,
                Пока светлеть не начал небосвод

                Перед зарей, встающей постепенно,
                Чей тихий свет в душе я ощущал,
                Узрев как на простор ее мгновенно

                Лучистый перст с любовью указал.
               

               


                Часть 2
               
               
                Изрек поэт:«Чтоб  к цели быть нам ближе ,
                Напомню я тебе, что этот мир
                Любовь всепобеждающая движет.

                Наполнен ею солнечный эфир.
                Но и во тьме лучи ее сверкают,
                Как острия отточенных рапир

                Или как струны, что перебирает
                Смычок времен, а вечность навсегда
                Высокой ноты звук запечатляет.

                В огне  светил, и в жгучих искрах льда
                Две силы бьются: добрая и злая,
                Любовь и смерть; безмерна их вражда.

                Придет весна, с предгорий снег растает,
                Кастальского ключа забытый звук
                Живит крыло мечты, и нарастая,
               
                Тревога духа побуждает вдруг
                Ее взлететь к невидимому небу
                И вот уж лимба выщербленный круг,-

                Крестом едва  затронутая пневма-,
                уже готов соделаться гнездом
                на Древе жизни средь садов Эдема.

                И вспомнится предание о том,
                Как рыцарь молчаливый и суровый
                Любовь лелеял в образе святом.

                Таил ее он в ратные оковы
                И к стопам юной девы преклонял
                Клинок разящий с кротостью святого.

                Так будь же славен, вечный идеал
                Под именем твоим, Святая Роза,
                Что рыцарь тот в душе обожествлял!

                Терпел насмешки, муки и угрозы,
                Как  Тот, кто изнывал, лишаясь сил,
                Идя один по Viae dolorosae.

                Когда над ней простерся взмахом крыл
                Знак тихой смерти тенью крыл Амура,
                Он помыслы от мира отвратил.

                О том сказанье от границ Эстрамадуры
                До устья Борисфена знал любой,
                Кто слышал провансальских трубадуров.

                Кропился меч кровавою волной,
                И жертвенностью в злое сердце века
                Стигмат Креста вонзался роковой.

                Его внесли латины, галлы, греки
                В экклесию творимой красоты,
                Чтоб мир не стал вместилищем Джудекки.
               
                Но все, что счесть прекрасным мог бы ты,
                Лишь скрадывает зло земной природы,
                Как ткань невосполнимость пустоты.

                Давно отпав от древа небосвода,
                Запретный плод праматери земли
                В себе содержит двойственные всходы.

                Побеги красоты в ней процвели
                Сквозь тернии, и мысль не способна
                Постигнуть то, что мы не сберегли.

                Ее, застывшую, объемлет сон загробный,
                Как Розу в одиночестве своем,
                И Розе той душа ее подобна.»

                Он смолк .  «Ну так отправимся вдвоем
                В дремучий мрак виднеющейся чащи
                И Душу Мира к свету возведем!»,-
               
                Воскликнул я.- «Пусть к Божьей славе вящей
                Опять послужит гений светлый твой,
                И да хранит нас Крест животворящий!».

                Он только покачал мне головой.
                «Ты не улавливаешь смысл иносказаний,
                Я не Тезей, а ты не Пейрифой.

                Душа природы смутных ожиданий
                Исполнена. Ей слышен шелест крыл
                И чудятся слова благовещаний.

                Ей кажется, что кто-то к ней склонил
                Желанный лик, непознанный, незримый,
                Но к жизни пробудиться нету сил.

                Лишь знаки след хранят неизгладимый:
                Цветы, деревья, листья, травы ткут
                Надежды свой узор неповторимый».

                «Творец твой вечный лавр листок к листку
                Увил столь яркой молнией прозрений,
                Что блеск зарниц ложится на строку.

                Но не испив всей чаши злоключений,-
                Язык мой рек,- не от того ль я глух
                К твоим слогам священных откровений?»
               
                «Едва ли твой неискушенный слух
                Страданьями себе заслужит имя.
                Но без страданий мертв творящий дух.»,- 

                Ответил он.- «И мыслями твоими
                Едва ль на путь его ты можешь стать.
                Его стези Любовью постижимы.

                Ее ли соблазнит коварный тать?
                Всевышний видит смысл конечной цели.
                Любить для Бога значит созидать.

                Блаженны те, кто так творить умели,
                Как кипрский мастер образ сотворил,
                Из мраморной исшедший колыбели.

                Но горним гроздам где найти точил?
                Где то вино, что напояет Розу?,-
                Скажи же нам, архангел Гавриил.!»

                Но лишь безмолвье этому вопросу
                Ответом  Неба было на сей раз,
                Поскольку обстоятельную прозу
               
                Уже никто не принял бы из вас.





                Часть 3




                И на меня мой спутник посмотрел,
                Желая обнаружить подтвержденье,
                Как сей школяр в познанье преуспел.

                Я некое почувствовал стремленье
                Парить за мыслью гения во след,
                Но был далек от миропостиженья

                В недоумении, как некогда Поэт
                Не обойденный чувствами эстэта,
                Возвел служенье в жертвенный обет.

                Но мне ли было знать, что тайна эта
                Из андрогинных выросла основ,
                Как алый пламень зиждущего света.

                К такому знанью был я не готов.
                Но вождь плоды моих незрелых мыслей
                Сумел постичь без вынужденных слов.

               
                «Наивный друг! Мы для того ли вышли
                Чтоб взвесить мысль твою,- промолвил он,-
                На Мнемозины шатком коромысле?
               

                Уже не раз был смертный опьянен
                Напитком мудрости немногих посвященных.
                Колоколов далекий перезвон

                И рокот волн, луною освященных,
                Когда прилив безудержно растет,
                И гул сердец, в любви соединенных,

                Органных звуков царственный полет,-
                Вот то вино, что пьет из полной чаши
                Блаженный смертный, жаждущий высот!

                Там сад весенний, тот, что нету краше,
                Где Древо жизни тонкий аромат
                Струит во мрак, холм Вечности обставший.

                Но есть другое древо. Сладкий яд
                Познанья им добра и зла дается.
                Но к  Древу жизни ты направь свой взгляд.

                Людские души там живут и солнце
                Им изнутри восходит и в тиши
                Их гомон слаще пенья златоротца.

                Спеши же к свету истины, спеши!
                Ведь жажда странствий есть душа пророчеств;
                Пророчества же – странствия  души.

                Среди миров, что создал Высший Зодчий,
                Она одна является творцом
                Своих  пространств, лежащих в мире Отчем.

                Всмотрись в луны безмолвное лицо.
                Она – душа, кружащая над телом,
                Она - опал, оправленный в кольцо

                Планеты той, которая всецело
                Открыта снам, но ты, мой спутник, знай,
                Что время пробужденья не приспело.

                И солнца свет ты так воспринимай.
                Во храме Тела должен он открыться.
                Бесплотные ж тела вернутся в рай.
               
               
                Об этом ты прочтешь по светлым лицам,
                Как будто те минули мрачный лес,
                Едва их взгляд из мрака излучится,

                В котором я чуть было не исчез,
                Где вечный страх томит пред неизвестным,
                Где лишь луна, душа ночных небес,

                Свой бледный луч бросает повсеместно
                На Тело жизни, что одушевлено,
                Сколь и душа бессмертная телесна.

                В Начале всех начал, когда равно
                Еще ни Космоса, ни времени не стало,
                Ей появиться было суждено.

                Всмотрясь в себя, как в некое зерцало
                Провидел мировую красоту
                Творец непостижимого начала.

                О, Истина! – В тебе прозрел я Ту,
                Что дух в горниле времени величит,
                Что я в светилах дня и ночи чту.

                И мир во мне и я в нем обезличен
                Без искры лучезарности твоей,
                Душа небес, святая Беатриче!

                Я вижу луг. Средь утренних аллей
                По берегу Арно  она ступает
                в убранстве роз и солнечных огней.

                О, память простеца! О, доля злая!
                Я и поныне, обозрев века,
                Порой о счастье суетном стенаю.

                Но что есть счастье?!- Всплески ручейка
                Пред бурным морем выстраданной жизни,
                Чей свет софийный льется свысока!

                Он есть во всем. Но ярче, чем во Ближней
                Небесный свет тот в мире не блистал,
                Как если б солнце сделалось недвижным.

                В веках я славу высшую стяжал,
                Обожествив любовь, что в мир упала
                Зерном прозренья,- так мой вождь вещал.-

                Но в чью бы форму плоть не вызревала
                Под чувственности зыбкой пеленой,
                Совлечь да не дерзнешь ты покрывала!

                Оно само спадет перед тобой.
                Так жрец в Саисский храм ступал к Богине,
                Смиренной облекаясь чистотой.

                Касался ризы он, как благостыни
                Плеромы света  Той, что назову
                Божественной Премудростью отныне».

                Он, смолкнув, взор направил в синеву.
                И пали слов тех солнечные стрелы
                На Эроса тугую тетиву,

                Чтоб Знанье и Любовь слились всецело.
               
               

               
               
                Часть 4





                Я мысль окрылил, стремясь хоть края
                Коснуться Истины и в звезды вперил взгляд,
                Заветной цели все ж не достигая.

                Не зная, что стяжаем этот клад
                За гранью объективного мышленья,
                А звезды  лишь таинственно молчат.
               
                Тогда Поэт продолжил изложенье
                Священных тайн, а я спешил на слух
                Запечатлеть те всплески откровенья.

                «Запомни,- он вещал,- Творящий Дух
                В себе одновременно полагает
                Троичность в Разделяющихся Двух

                Четвертой Девы лик Он отражает.
                Но перед тайной этой мысль останови:
                Безмерный блеск  рассудок ослепляет

                В душе софийный свет ее лови.
                Постигни мир сверхчувственно-реальный
                По отблескам божественной Любви.

                В ней план эфирный слит и план астральный.
                Вечнующая горняя страна,
                Где Дева дарит Агнцу дар венчальный.

                К ней сила Логоса всегда обращена,
                Грядущего во славе Мужа света.
                Любовь уж в зарождении зерна
 

                Есть суть вещей; они же - знаки, меты
                Печати тайн, ступени высших сил,
                На коих преклоняются поэты

                Одной  Гармонии, которой нет мерил,
                В ком слил Творец пространства с временами
                И зачал ряд праобразов-светил,
 
               
                Истекших в бездну щедрыми лучами,
                Подобно семенам, что проросли
                Во глубь ее ветвистыми корнями.»

                « Но что это за бездна, где смогли
                Они избегнуть гибели грозящей
                Еще до сотворения Земли?»-

                Я спрашивал.- «Ничто. И в надлежащих
                Понятиях о сущности вещей
                Нет должных слов, о ложном говорящих.»-

                Так отвечал он. «То, что для очей
                Являет вещь, есть чувственная веха,
                Софийная вещественность лучей.

                Размысли о зияющей прорехе,
                Ничтожной предпосылке вещества,
                Подножье вечно сущих энтелехий.

                Скажи: ты видишь как листва
                Осенний ствол, опавши, обнажает.
                В нем соки жизни, зелень же мертва.»

                Мой был ответ: «Такой как ты все знает,
                Но лишь верхушки леса и края
                Ползущих теней взгляд мой достигает».

                Он возразил: «Нет! Зло в себе тая,
                На мир ложатся тягостные сети
                Материи, как тень небытия.

                Жизнь лишь бывает, чтоб родиться к смерти.
                В зародыше мир ею уязвлен,
                великой жатвой скорбной круговерти.

                Реален мир, но зыбок, словно сон,
                Зыбка поскольку мера, тень, средина,
                Тот дивный свет, что тьмою разделен
.
                Прими же за творения причину


                Огонь метафор, что лучистых стрел
                Дождем летят в бездонную пучину

                Небытия. Близка благая цель!
                Вернет всепожирающее время
                Взаимопроницанье всяких тел.

                И языки утратит ваше племя,
                И выпадут пророчества, как сон.
                Любовь лишь не престанет между всеми!».

                «Я передал тебе, - продолжил он,
                То слово вещее, которым век грядущий
                Апостолом Христа был возвещен.».

                « Но почему, скажи, Эдем цветущий
                Доселе охраняет херувим,
                Коль Сын за нас страдал единосущий?»,-

                Желал я знать.- «Оставь теперь другим
                Найти ответ, живущих в сетях  Майи;
                Лишь для слепых  запрет неумолим.

                Но словно радость ветреного мая,
                Свет Невечерний дарит без конца
                Зарю любви, из ночи вырастая.

                Так ювелир, еще не взяв резца,
                Уже в зачатке видит контур формы
                Интуитивным зрением творца.

                Так и душа, как море после шторма,
                Смиряясь, обретает гладь зеркал
                В блаженстве созерцательной истомы.

                Ей видится Урании портал,
                Края одежд лазурно-голубые,
                И солнца лик, и пурпур покрывал…

                Так могут ли и ангелы святые
                Пытаться заслонить душе теперь
                В престольный сад ступени золотые!?

                Но моему ты опыту поверь:
                Когда осилишь путь, тебя страшащий,
                Откроется невидимая дверь,
               
                И Сын Отца одесную сидящий,
                Тебе венок из радуги сплетет,-
                Венчальный дар любви плодоносящей!»,-

                Вещал так гений достославный, тот,
                Кто образ мирового Венценосца
                В лучах Софии на  себе несет.

                И я узрел, как круто в небо вьется
                Радужных ступеней подъемный ряд…
                Мой вождь всходил, идя навстречу солнцу.

                Клонили звезды к небу тусклый взгляд.
                Дым облаков белесых расступался.
                Немеркнущий мне брезжил вертоград,
               
                Но я лишь взглядом в небо устремлялся,

                Ведь выше звезд лишь гении парят.