Вдруг вспомнились скифы, их запах звериный,
Пронзительный посвист и пыль на зубах,
Кровавое солнце, вспотевшие спины,
Короткий, как вскрик, акинака замах.
Как будто я сам, кривоногий и ловкий,
Лечу, вырастая из тела коня, —
На север, где золото пламенной ковки
В чужих сундуках поджидает меня.
Что золото? Сладостней русые косы
На смуглую руку рывком намотать,
Тащить по росе, насладиться и бросить,
И снова — уже от погони! — скакать…
. . .
Не странно ль?.. С чего бы мне эти виденья?
Нет, вовсе не Блок, я с ним редко дружу.
А просто сегодня «моё» воскресенье —
Я в бане, на полке в парилке сижу.
Какая-то травка натыкана в щели,
За дверцей отчаянно пламя гудит.
Скорей бы согреться, ещё бы — с метели!
Вот первая капля ползёт по груди…
Расслаблен, спокоен, практически счастлив,
И вдруг аромат — словно вспышка во тьме,
Парилка — ба-бах! — разлетелась на части,
И я оказался в степи, на коне.
Глаза раскосились, а голос стал резок,
Упал, словно в омут, в веков глубину —
Жестокость, разнузданность, кровь и железо!
А я ведь всего-то лишь раз и вдохнул.
Тоска и отвага, коварство и похоть —
Чего этот запах в себе не смешал!
«Ну, как? — мой сосед меня тронул за локоть, —
Я, слышь-ка, всё лето полынь запасал».
Я только кивнул, а когда в клубах пара,
Закутанный, вышел в февральскую стынь,
Подумалось: «Да уж! День прожит недаром —
Так вот, стало быть, что такое полынь…»