А собственно и нечего сказать
о Родине.
Всё сказано, пропето и пропито.
А я пропитан росами в глаза
и вроде не
считаюсь паразитом.
Но тунеядец. Бродский под столом.
Обряцал душу, исцарапал пятки.
А времена сменились, и потом
душа из пяток перебралась в тапки.
Как сытно здесь безвольно голодать,
смотреть в чаёк, отметив третий номер,
и в каждой недотроге видеть ****ь,
что не отверзлась сапиенсу хоме.
По телевизору за шторами парад:
блестят авто, рекламы банков, банок,
и даже ЖЭУ сделало плакат,
хотя кричало бабкам: нету бабок.
А в ящике, что скурвился в углу,
пылится фараонно Вова Путин.
Про пыль, конечно, малость я загнул.
Блестит, как блин! Я сам блестел бы, будь им.
Ходил бы в масть, летал бы на орле,
купался бы в Амуре с крокодилом.
Барак, Хуссейн, Обама - похрен мне!
И триединно бил бы их кадилом.
Но чай остыл, тревожно, в унисон
с мобильником, вибрируя кругами.
Бессрочно сдохла муха за стеклом,
с запазухи на пол скатился камень.
Душа размякла, что твоя кирза,
коллектор мой. Стихи-то не отжали.
Мне нечего о Родине сказать.
Я должен ей и красен платежами.